Война классификация войны и её причины. Причины возникновения войн I

Поведенческие теории

Психологи, например Э. Дурбан и Джон Боулби, утверждают, что человеку по природе вещей свойственна агрессия. Она подпитывается сублимацией и проекцией, когда человек превращает свое недовольство в предубеждения и ненависть к другим расам, религиям, нациям или идеологиям. Согласно данной теории государство создает и сохраняет определенный порядок в местном обществе и в то же время создает базу для агрессии в форме войны. Если война является неотъемлемой частью человеческой натуры, как предполагается многими психологическими теориями, то полностью изжить её никогда не удастся.

Зигмунд Фрейд считал агрессивность одним из основных инстинктов, определяющих психологические «пружины», направленность и смысл человеческого существования и исходя из этой позиции, З. Фрейд даже отказался участвовать в движении борцов за мир, так как считал войны неизбежным следствием периодических вспышек человеческой агрессивности.

Одну из теорий, которая ставит во главу угла политических и военных лидеров, разработал Морис Уолш. Он утверждал, что подавляющее большинство населения нейтрально по отношению к войне, и что войны случаются только тогда, когда к власти приходят лидеры с психологически ненормальным отношением к человеческой жизни. Войны затеваются правителями, которые преднамеренно стремятся воевать - такими, как Наполеон, Гитлер и Александр Македонский. Подобные люди становятся во главе государств во времена кризиса, когда население ищет вожака с твердой волей, который, как им кажется, способен решить их проблемы.

Эволюционная психология

Сторонники эволюционной психологии склонны утверждать, что человеческие войны - это аналог поведения животных, которые сражаются за территорию или конкурируют за еду или партнера. Животные агрессивны по своей природе, а в человеческой среде подобная агрессивность выливается в войны. Однако с развитием технологии человеческая агрессивность достигла такого предела, что начала угрожать выживанию всего вида. Одним из первых адептов этой теории был Конрад Лоренц.

Подобные теории были раскритикованы учеными, такими как Джон Г. Кеннеди, которые считали, что организованные, продолжительные войны людей существенно отличаются от драк за территорию у животных - и не только в части технологии. Эшли Монтегью указывает, что социальные факторы и воспитание являются важными причинами, определяющими природу и ход человеческих войн. Война все-таки является человеческим изобретением, имеющим свои исторические и социальные корни.

Социологические теории

Социологи долгое время изучали причины возникновения войн. На этот счет существует множество теорий, многие из которых противоречат друг другу. Сторонники одной из школ Primat der Innenpolitik (Приоритет внутренней политики) берут за основу работы Эккарта Кера (Eckart Kehr) и Ханса-Ульриха Вэлера (Hans-Ulrich Wehler), которые считали, что война является продуктом местных условий, и только направление агрессии определяется внешними факторами. Так, например, Первая мировая война была результатом не международных конфликтов, тайных сговоров или нарушения баланса сил, но результатом экономической, социальной и политической ситуации в каждой стране, вовлеченной в конфликт.

Данная теория отличается от традиционного подхода Primat der Außenpolitik (Приоритет внешней политики) Карла фон Клаузевица и Леопольда фон Ранке, которые утверждали, что война и мир являются следствием решений государственных деятелей и геополитической ситуации.

Демографические теории

Демографические теории можно подразделить на два класса: мальтузианские теории и теории преобладания молодежи.

Мальтузианские теории

Согласно мальтузианским теориям причины войн кроются в росте населения и нехватке ресурсов.

Теория преобладания молодёжи

Средний возраст по странам. Преобладание молодежи наличествует в Африке и чуть в меньшей пропорции в Южной и Юго-Восточной Азии и Центральной Америке.

Теория преобладания молодёжи существенно отличается от мальтузианских теорий. Её сторонники считают, что сочетание большого количества молодых мужчин (как это графически представлено в Возрастно-половой пирамиде) с нехваткой постоянной мирной работы ведет к большому риску войны.

В то время как мальтузианские теории фокусируются на противоречии между растущим населением и наличием природных ресурсов, теория преобладания молодежи фокусируется на несоответствии между количеством бедных, не наследующих имущества молодых мужчин и доступных рабочих позиций в существующей социальной системе разделения труда.

Самюэль Хантингтон разработал свою теорию Столкновения цивилизаций, во многом используя теорию преобладания молодежи: «Я не думаю, что ислам является более агрессивной религией, чем любые другие, но я подозреваю, что за всю историю от рук христиан погибло больше людей, чем от рук мусульман. Ключевым фактором здесь является демография. По большому счету, люди, которые идут убивать других людей, - это мужчины в возрасте от 16 до 30 лет. В течение 1960х, 1970х и 1980х в мусульманском мире была высокая рождаемость и это привело к огромному перекосу в сторону молодежи. Но он неминуемо исчезнет. Рождаемость в исламских странах падает; в некоторых странах - стремительно. Изначально ислам распространялся огнем и мечом, но я не думаю, что в мусульманской теологии заложена унаследованная агрессивность».

Экономические теории

Другая школа придерживается теории, согласно которой войну можно рассматривать как рост экономической конкуренции между странами. Войны начинаются как попытка овладеть рынками и природными ресурсами и - как следствие - богатством. Представители ультра-правых политических кругов, например, утверждают, что у сильного есть естественное право на все то, что слабый не в состоянии удержать. Некоторые политики-центристы также придерживаются экономической теории в объяснении войн.

Марксистская теория

Теория марксизма исходит из того, что все войны в современном мире происходят из-за конфликтов между классами и между империалистическими силами. Эти войны - часть естественного развития свободного рынка и они исчезнут только тогда, когда произойдет Мировая революция.

Военное положение

Военное положение - особый правовой режим в государстве или его части, который устанавливается решением высшего органа государственной власти в случае агрессии против государства или непосредственной угрозы агрессии.

Военное положение обычно предусматривает существенное ограничение некоторых прав и свобод граждан, в том числе таких основных, как свобода перемещения, свобода собраний, свобода слова, право на судебное рассмотрение дел, право на неприкосновенность имущества и т.п. Кроме того, судебная и исполнительная власть может быть передана военным судам и военному командованию.

Порядок введения и режим Военного положения определяются законом. На территории России порядок введения, обеспечения и отмены режима военного положения определён в федеральном конституционном законе «О военном положении».

Боевые действия

Боевые действия - организованное применение сил и средств вооруженных сил для выполнения боевых задач.

Виды войн:

Военные действия;

Военная блокада;

Диверсия;

Контрнаступление;

Контрудар;

Наступление;

Отступление;

Уличный бой и другие

Исторические типы войн

Войны Древнего мира

Захватнические походы древних государств с целью порабощения племён, находившихся на более низкой стадии общественного развития, сбора дани и захвата рабов (например, Галльская война, Маркоманская война и др.);

Межгосударственные войны с целью захвата территорий и ограбления завоёванных стран (например, Пунические войны, Греко-персидские войны);

войны между различными группировками аристократии (например, войны диадохов за раздел империи Александра Македонского в 321-276 до н. э.);

восстания рабов (например, восстание рабов в Риме под руководством Спартака);

Войны Средневековья

Религиозные войны: Крестовые походы, Джихад;

Династические войны (например, Война Алой и Белой розы в Англии);

Крестьянские войны-восстания против притеснений (например, Жакерия во Франции, Крестьянская война в Германии (Bauernkrieg)).

Войны Нового и Новейшего времени

Колониальные войны капиталистических стран за порабощение народов Азии, Африки, Америки, Океании (например, Первая опиумная война и Вторая Опиумная война);

Войны государств и коалиций государств за гегемонию (например, Северная война, Американо-мексиканская война, Корейская война, Эфиопо-эритрейская война), войны за мировое господство (Семилетняя война, Наполеоновские войны, Первая и Вторая мировая война);

Что осуждалось в ситуациях массового убийства с античных времен до сегодняшнего дня

Размышлениями о правилах ведения войн человечество занималось с тех пор, как люди начали воевать. Это определялось в том числе и природой войны, которая рано или поздно кончается миром, а с бывшим противником и дальше предстоит как-то жить и договариваться.

Античная Греция

Этические проблемы: лучники, рабство, мародеры

Лучник. Вазописец Эпиктет. Греция,
520-500 годы до н. э. Wikimedia Commons

Начиная с древних эпох у участников сражений было мнение о том, кто проявляет в них доблесть, а кто пользуется недостойными приемами. Так, со времен «Илиады» зафиксировано отношение к луку как к недостойному оружию. Достойные ахейские и троянские герои противостоят друг другу в одиночных схватках с копьями или мечами. Луком же вооружен Парис, чей вероломный поступок послужил началу войны Парис убедил Елену Прекрасную бросить дом супруга Менелая и отплыл с ней ночью в Азию, взяв много сокровищ из дворца Менелая. : на протяжении всего эпоса подчеркивается его трусливость и женоподобность. Типичная схватка с его участием в XI главе Илиады описывается так: Парис, спрятавшись за могильным камнем, подкарауливает Диомеда, одного из наиболее могущественных ахейских воинов, и, воспользовавшись тем, что тот снимает доспехи с убитого троянца, ранит его стрелой в пятку. В ответ раненый Диомед называет его «подлым стрельцом». То, что именно Парис позже поразит стрелой непобедимого Ахиллеса, также подчеркивает особую злосчастность рока этого героя, который не был побежден в поединке, но пал от бесчестного удара.

В своих текстах греки рассуждали о справедливости и в более практическом смысле. В частности, Платон в «Государстве» указывал на недопустимость обращения плененных эллинов в рабов и осуждал мародерство на поле боя. Его ученик Аристотель в «Политике» размышляет о «справедливости» ведения войны против тех, кто «по природе» предназначен к рабству. Это рассуждение впоследствии легло в основу многих теорий и оправданий многих поступков, в том числе и войн, о которых сейчас западная цивилизация предпочла бы забыть.

Античный Рим

Этические проблемы: уважение к неприятелю, церемониал войны, представления о жестокости

Философ и политик Марк Туллий Цицерон в трактате «Об обязанностях» говорил о войне как о крайнем средстве, поскольку люди, в отличие от животных, могут решать споры путем переговоров. По мнению Цицерона, «войны надо начинать с целью, не совершая противозаконий, жить в мире; но после победы надо сохранять жизнь тем, кто во время войны не был ни жесток, ни свиреп…» Он признавал необходимым «воздерживаться от жестокости» в войнах, где речь идет «о славе нашей державы» (а не о вопросе ее жизни и смерти), и считал, что обязательства, данные неприятелю, необходимо соблюдать так же, как и любые другие.

Падение Карфагена. Гравюра Георга Пенца. 1539 год Los Angeles County Museum of Art

Возможно, именно постоянное ведение войн при общем стремлении римской общественной мысли описывать жизнь при помощи строгих правовых категорий привело к тому, что римляне уделяли так много внимания правилам ведения войны и заключения мира. Сами эти вопросы, по римским представлениям, находились в ведении богини Диус Фидиус, отвечавшей за соблюдение справедливости. Чрезмерную жестокость и несдержанность при ведении войн было принято осуждать — или, во всяком случае, дополнительно обосновывать. Плутарх по этому поводу замечал: «У людей добрых существует также и некое право войны, и не следует простирать жажду победных лавров до того, чтобы лишиться пользы вследствие гнусных и нечестивых деяний». Что до того, какое деяние считать гнусным и нечестивым, то здесь могли быть определенные расхождения. В частности, Цицерон, как, кажется, и все римские авторы, считал справедливым и оправданным разрушение Карфагена (полагая жестокость, когда-то проявленную Ганнибалом В 146 году до н. э. Карфаген (финикийское государство на севере Африки со столицей в одноименном городе) был разграблен и разрушен римлянами; практически все население было вырезано или взято в рабство, остатки города сожжены и сровнены с землей. Этому предшествовали долгие войны карфагенян с римлянами. Один из полководцев Карфагена — Ганнибал — славился своей жестокостью по отношению к врагам. Согласно Титу Ливию, «его жестокость доходила до бесчеловечности <...>. Он не знал ни правды, ни добродетели, не боялся богов, не соблюдал клятвы, не уважал святыни». , справедливым поводом к возмездию), однако высказывал сожаление о разрушении римлянами Коринфа В 146 году до н. э. древнегреческий полис Коринф был разрушен и сожжен римлянами, а жители перебиты или проданы в рабство, после чего Греция становится римской провинцией. , считая этот шаг ошибкой.

«Неприятелями являются те, кто нам или кому мы публично объявили войну. Прочие же — разбойники и грабители»

Согласно классическому комментатору римского права II века нашей эры, юристу Сексту Помпонию, «неприятелями являются те, кто нам или кому мы публично объявили войну. Прочие же — разбойники и грабители». В Риме из этого определения следовали важные правовые последствия. В частности, граждане Рима, захваченные в плен во время объявленной римским народом войны, считались временно потерявшими свободу и пребывали в таком статусе до заключения мира, тогда как римляне, которых захватили в заложники пираты (как это однажды произошло с Юлием Цезарем), потерявшими личную свободу и претерпевшими какой-либо урон для своей чести не считались.

Что касается отношения к оружию, в римской армии подразделения лучников и метателей пращи считались вспомогательными войсками и получали меньшее жалованье, чем легионеры. В этом смысле римская военная машина сохраняла пренебрежительное отношение к оружию, позволяющему убивать на расстоянии.

Римская империя. Распространение христианства

Этические проблемы: воздержание от насилия, исправление зла, Божий суд

Вопрос, как и когда допустимо вести войну, получил новое звучание, после того как господствующей религией Римской империи стало христианство. Естественный пацифизм и миролюбие последователей гонимой религии теперь следовало совместить с необходимостью служить руководящей идеологии империи. При этом этический посыл христианства, проповедующего воздержание от насилия, делал эту задачу достаточно нетривиальной. Комплексный взгляд на вопрос об отношении христианского мира к войне представил Блаженный Августин. В его рассуждениях Эти рассуждения содержатся в трактате «О граде Божьем», в толкованиях Семикнижия и в некоторых других произведениях. говорится, что война может быть оправдана для христианина и христианского государства, однако она должна быть лишь средством противостояния злу и восстановления порядка и спокойствия земного града. Кроме того, по мысли Блаженного Августина, война, как и любое действие христианина, должна руководствоваться правильными намерениями. Таким намерением может служить желание остановить зло и восстановить справедливость. При этом даже при восстановлении справедливости и воздаянии виновным следует руководствоваться не местью, а желанием исправить того, кто совершил проступок.

Видение Святого Августина. Картина Витторе Карпаччо. 1502 год Wikimedia Commons

Рассуждения Отца Церкви во многом опирались на уже существующую римскую традицию рассмотрения вопросов справедливости при ведении войны и лишь дополняли ее христианской интерпретацией поступков, где важными оказываются не только действия, но и правильные намерения. Именно они легли в основу возобладавших в Западной Европе подходов к вопросам войны и мира. Во всяком случае, если говорить именно об осмыслении проблематики войны, а не о фактических методах ее ведения, то сложно утверждать, насколько соображения Августина влияли на военную практику: круг образованных людей, которые могли ознакомиться с ними, был слишком узок и во многом ограничивался монастырскими центрами книжности.

Cхватки должны были быть максимально наглядными, для чего места сражения устанавливали заранее — обычно на берегах рек

В это время отношение к войне во многом определялось традициями германских варварских племен, постепенно захвативших власть над территорией Западной Европы и установивших там свои королевства. Они смотрели на войну как на вариант Божьего суда: результат сражения должен был указать, кто прав, а кто виноват в возникших препирательствах. Это обуславливало многие особенности ведения войны — в частности, схватки должны были быть максимально наглядными. Места сражения устанавливали заранее — обычно на берегах рек (хотя это далеко не всегда объяснялось тактической необходимостью). На безопасном расстоянии за происходящим могли наблюдать окрестные и не участвующие в сражении «симпатизанты» той или другой стороны, чтобы быть свидетелями, как вершится «правосудие». Подобный взгляд на войну как на способ определения правой стороны накладывал определенные ограничения на способы ведения военных действий, удерживая от приемов, которые бы сочли «бесчестными». В подсознательной форме эти взгляды продолжают сохранять влияние и сейчас.

Европейское средневековье

Этические проблемы: справедливая война, светский характер войны, ограничение насилия в отношении населения, мародерство, присяга, перемирие, огнестрельное оружие

Осада Орлеана. Миниатюра из манускрипта «Вигилии на смерть короля Карла VII». Конец XV века Bibliothèque nationale de France

К XIV веку, с развитием книжности, появлением университетских центров и общим усложнением гуманитарной жизни в Западной Европе окончательно формулируется концепция bellum justum — справедливой войны. Согласно этим представлениям, также опирающимся на сочинения Грациана «Декрет Грациана», XII век. , Фомы Аквинского «Сумма теологии», XIII век. и учение Блаженного Августина, война должна иметь справедливую причину (то есть преследовать цель защиты от зла, восстановления справедливости или возмещения нанесенного ущерба и т. д.), войне должны предшествовать переговоры и попытки добиться требуемого мирным путем. Войну имеет право объявлять только носитель суверенной власти, то есть государь (что, между прочим, ограничивало права духовных властей на объявление войны — даже в случае Крестовых походов римские папы могли лишь объявлять призыв к походу, который должен был быть поддержан европейскими монархами). Кроме того, у войны должны быть понятные и достижимые цели. Дискуссии средневековых схоластов о войне, среди прочего, привели к победе мнения, что войны не могут вестись для обращения народов в христианскую веру, так как насилие не является побудительной причиной для смены мировоззрения.

Духовенство в Западной Европе стало одним из инициаторов введения прямых ограничений на применение насилия во время вооруженных конфликтов. Отчасти это объяснялось тем, что Католическая церковь оказывалась единственной структурой, действующей на всем пространстве Западного мира, разделенного феодальными междоусобицами, а потому могла служить естественным балансиром интересов. «Движение Божьего мира», начавшееся в конце X века по инициативе французских епископов, требовало от всех участвующих в различных феодальных конфликтах воздерживаться от ограбления крестьян и церковного имущества и насилия над клириками. От рыцарей требовали присяги в исполнении данных обещаний (частично этого удавалось добиться принуждением со стороны тех светских властителей, которые были заинтересованы в ограничении конфликтов). В это же время вводилось также и «Божье перемирие», предписывающее конфликтующим сторонам воздерживаться от войны в определенные дни. Фактически именно в документах церковного «движения Божьего мира» впервые было сформулировано понятие, что некомбатанты, то есть лица, не участвующие непосредственно в войне, не должны быть жертвами насилия, а их имущество также подлежит охране. Позже эти представления вошли в западноевропейские рыцарские кодексы, которые предписывали «идеальному» воину оберегать жизнь и имущество мирных жителей.

Робин Гуд. Гравюра XVI века National Library of Scotland

Отношение к луку в Средние века продолжало быть пренебрежительным. Он не считался приличным оружием для рыцаря (кото-рому, правда, дозво-лялось использовать лук во время охоты на диких зверей). Состоявшие в средне-вековых войсках отряды лучников набирались из простолю-динов, и даже к вошедшим в легенды стрелкам из лука, таким как Робин Гуд или Виль-гельм Телль, отношение было соответствующее. При всех их доблес-тях — это прежде всего простолюдины, к тому же, в случае Робин Гуда, занимающиеся разбоем.

Отношение к лучникам, таким как Робин Гуд, было пренебрежительное: при всех их доблестях — это прежде всего простолюдины, к тому же занимающиеся разбоем

Еще более негативное отношение сформировалось к арбалету. Оружие, которое с далекого расстояния с легкостью пробивало рыцарский доспех, рассматривалось практически как «изобретение дьявола» Такая оценка арбалету дается в трудах византийской принцессы и историка Анны Комниной. . На Западе в 1139 году лук и арбалет стали поводом для особого постановления Второго Латеранского собора Католической церкви. Это оружие как слишком разрушительное и бесчестное было запрещено использовать в войнах между христианами. Фактически это первый пример, когда использование какого-либо оружия пытались ограничить на уровне международного соглашения.

Похожее отношение долгое время сохранялось и к огнестрельному оружию — начиная с XIV века, когда в боевых действиях в Европе и Азии стал все более широко использоваться порох. Стрелять из тяжелых и неудобных приспособлений, извергающих дым и поражающих противника на расстоянии, также не считалось достойным способом ведения боя. На Востоке первые примитивные приспособления для стрельбы часто поручали обслуживать невольникам. В России стрелецкое войско тоже набиралось из простолюдинов и служило за плату. На заре использования огнестрельного оружия к тем, кто его применял, могли относиться крайне жестоко. Известно, что итальянский кондотьер XV века Джанпаоло Вителли отрубал руки пленным аркебузирам — то есть относился к ним как к нарушающим законы войны. Со временем без огнестрельного оружия уже стало невозможно вести бои и нравственной оценке оно подвергаться перестало.

Эпоха Реформации. XVI — начало XVII века

Этические проблемы: невовлечение мирного населения, профессионализация армии

Эпоха Реформации и религиозных войн привела к глубокому кризису рыцарских представлений о методах ведения войны. Когда жители Европы стали принадлежать к разным религиозным формациям, многие сдерживающие моральные ограничения были устранены. Войны между католиками и протестантами в XVI-XVII веках и их апофеоз — Тридцатилетняя война 1618-1648 годов стали примером чудовищной и мало чем сдерживаемой жестокости с обеих сторон.

Дерево повешенных. Офорт Жака Калло из серии «Большие бедствия войны». 1622-1623 годы Art Gallery of New South Wales

Кошмар межрелигиозной войны привел к целому ряду сдвигов в философской и политической мысли Европы, и в частности к зарождению международного права в том виде, в котором оно существует в настоящее время — включая, в том числе, предоставление суверенным правителям всей полноты власти на своей территории. После этого принадлежность европейских стран и их правителей к разным христианским исповеданиям перестала считаться поводом к ведению войн.

Именно грабежи местных жителей, устроенные при вторжении в Пруссию русской армией, во многом определили отношение к ней в Европе

Американский историк Роланд Бейнтон обращает внимание на то, что великая литература XVI и первой половины XVII века, в том числе произведения Шекспира, практически не знают темы жалости к участи мирных жителей на войне. Эта тема появляется в европейской литературе вместе с Просвещением: с «Кандидом» Вольтера, произведениями Свифта и другими образцами пацифистской мысли. При этом именно XVIII век во многом стал образцом «сдержанных» войн, в которых минимально затрагивалось мирное население. Отчасти этому способствовали само устройство вооруженных сил и причины, побуждавшие европейские государства воевать друг с другом. После установления Вестфальской системы международных отношений Признание в качестве одного из ключевых «принципа национального государственного суверенитета», когда каждое государство обладает всей полнотой власти на своей территории. Характерна деидеологизация, то есть устранение конфессионального фактора как одного из основных факторов политики. война в Европе превратилась в спор между правителями абсолютистских держав Англии и Голландии, участвовавшим в этих войнах XVIII века, это определение не подходит. за баланс сил и интересов, нередко (как в случае Войны за испанское наследство) имевший поводом сложные династические отношения. Сражавшиеся в этих войнах армии были профессиональными, пополняемыми по рекрутскому набору или за деньги. Идеалом солдата того времени, отчасти черпаемом в механистических взглядах века рационализма, был человек-функция, четко и не задумываясь выполняющий приказы командира и без промедления следующий распоряжениям о перестройке боевых порядков.

Суровая муштра, необходимая для превращения солдата в заводной механизм, способствовала и тому, что армии были поразительно дисциплинированы и проявляли минимум насилия по отношению к мирным жителям. Между прочим, именно грабежи местных жителей, устроенные при вторжении в Пруссию во время Семилетней войны русской армией, стали одним из важных факторов зарождения отношения к ней в Европе как к дикой и враждебной силе — это поведение сильно отклонялось от в целом принятых норм (особенно неукоснительно соблюдавшихся Фридрихом Великим), а потому получило широкую огласку. Согласно одному из основополагающих трудов по международному праву — трактату «Право народов» швейцарского юриста Эммериха де Ваттеля, армия того или иного монарха — это отдельное юридическое лицо, уполномоченное вести войну. Все проистекающие из этого права и обязанности связаны с принадлежностью к этой корпорации. Те же, кто не вступил в армию, не должны быть задействованы в конфликте.

Золотой XVIII век

Этические проблемы: честь

Способ ведения войны в XVIII веке, когда дисциплинированные армии совершали сложные маневры (зачастую действительно оказывавшиеся важнее самих битв), являясь лишь орудием в спорах своих монархов, способствовал тому, что война сопровождалась многочисленными разного рода рыцарскими условностями. Офицеры неприятельских войск иногда могли салютовать прославленным главнокомандующим противника и учтиво решать, чье войско произведет первый залп. Отношение к войне как к «спорту королей» способствовало снижению ожесточения. Пленным офицерам могли оставлять личную свободу, в случае если те давали честное слово не пытаться сбежать. Пленник при этом отпускался лишь по окончании боевых действий и при уплате выкупа Довольно долго уплата этого выкупа офицером считалась риском профессии и производилась за счет личных средств пленного; лишь со второй половины XVIII века эту обязанность стали брать на себя правительства. .

Пленным офицерам могли оставлять личную свободу, в случае если те давали честное слово не пытаться сбежать

При этом, несмотря на корректное отношение к мирным жителям, ничто не мешало по старинному праву накладывать контрибуции на занятые города, а иногда полностью грабить захваченный неприятельский лагерь или крепость. Сочетание обычаев и прямых возможностей ведения войн, таким образом, не исключало жестокостей и несправедливостей (что почти неизбежно в таком деле, как война). Тем не менее общий дух времени и профессионализация армии все же вводили военное насилие в определенные рамки.

Начало эпохи научного прогресса. «Большой XIX век»

Этические проблемы: народная война, борьба идеологий, преследование врагов, партизаны, культ героев, борьба за существование, усиление смертоносности, изнанка войны, гуманное отношение к раненым, ограничение некоторых видов оружия, экономические факторы ведения войны, красота войны

Жестокий дух войны был вновь спущен с цепи благодаря научному прогрессу и тем социально-политическим процессам, которые происходили на протяжении «большого XIX века», как иногда принято называть период между началом Великой Французской революции 1789 года и стартом Первой мировой войны в 1914-м.

Битва при Флерюсе 26 июня 1794 года. Картина Жана Батиста Мозеса. Франция, первая половина XIX века Wikimedia Commons

Одним из важных последствий Великой Французской революции стало превращение войны в дело всей нации. Призыв 1792 года к гражданам взяться за оружие, который дал старт революционным войнам, позволив разгромить первую антифранцузскую коалицию, стал первым примером войны как общенационального усилия. Революция коренным образом изменила подход к войне — она уже не была делом монарха, сувереном становился французский народ, который, в соответствии с революционной логикой, и принимал решение о войне. При этом война получала идеологическое наполнение. Она могла и должна была вестись за распространение новых идеалов. Соответственно, тот, кто не принимал новые идеалы на занимаемых французами территориях, мог считаться врагом (теоретически — не французов, а собственного народа, которому французы несли освобождение), и потому суровое преследование таких врагов считалось обоснованным и легитимным.

Революция коренным образом изменила подход к войне — она уже не была делом монарха. Народ в соответствии с революционной логикой принимал решение о войне

Хотя революционный порыв 1792 года постепенно был введен в определенные рамки, идеологическое наполнение войн сохранялось и в эпоху Наполеона, считавшего себя вправе переустраивать судьбы Европы.

Выход масс на арену истории, а значит, и на арену войн, появление представления о том, что войны ведут не государи, а страны или нации, также постепенно меняли критерии допустимого и недопустимого в ходе войны. Хотя многие обычаи войны — в том числе гуманного отношения к пленным и к мирному населению — в эпоху Наполеоновских войн могли сохраняться в столкновениях между регулярными армиями, в том случае, когда война принимала действительно народный характер, любые ограничения действовать переставали: акции герильерос в Испании или крестьянских партизанских отрядов в России отличались чудовищной жестокостью, да и французы не упускали возможности отплатить той же монетой. Устоявшиеся правила, предполагавшие, что войну имеют право вести только армии, ставило партизан вне любых военных законов.

Главный труд XIX века, посвященный военной проблематике, сочинение «О войне» Карла фон Клаузевица, тоже стало признаком кризиса различных этических норм, связанных с войной. Блестящий военный теоретик и воспитанник прусской армии, хранительницы традиций Фридриха Великого, Клаузевиц тяжело переживал разгром Пруссии Наполеоном в 1806 году, причиной которого он считал в том числе закоснелость прусской военной машины. Клаузевиц впервые предложил подходить к войне, исходя из ее внутренней природы, то есть считая ее инструментом насилия, ограниченного лишь объективными условиями и противоборствующей силой. Как формулировал Клаузевиц, «война есть крайне опасное дело, в котором наихудшие ошибки происходят от доброты».

«Война есть крайне опасное дело, в котором наихудшие ошибки происходят от доброты»

На постепенный рост популярности представлений о войне как о занятии, не терпящем внешних сдерживаний, и о неприменимости к войне житейской этики повлияли многие факторы. Одним из них стал романтизм, ставящий во главу угла культ героев. Для кого-то введение в научный оборот дарвиновского понятия «борьбы за существование» также оказалось потрясением основ мировоззрения и поводом рассматривать взаимоотношения стран и народов с точки зрения бесконечной драки за выживание сильнейшего. Накладывался на эти представления и общий кризис религиозной морали и тех понятий о недопустимом, которые определялись христианским учением.

Тем не менее вера в прогресс, определявшая мировоззрение XIX века, предполагала и веру в конечное торжество гуманности, возможность для человечества договориться об общих правилах жизни и исчезновение войн в будущем. Когда постепенно, особенно со второй половины XIX века, прогресс стал выражаться, в частности, в изобретении все более смертоносных видов оружия, общее беспокойство по поводу происходящего заставило искать способы отвести от себя призрак тотальной войны — то есть военных действий, не сдерживаемых никакими правилами и рассматривающих любые объекты и все категории населения на территории противника как законные цели, если это помогает одержать победу.

Вера в прогресс предполагала и веру в торжество гуманности, возможность для человечества договориться и исчезновение войн в будущем

Урожай смерти: погибшие солдаты федеральной армии на поле Геттисбергской битвы. Фотография Тимоти О’Салливана. США, 1863 год Library of Congress

Опыт первых крупных вооруженных конфликтов, происходивших в постнаполеоновскую эпоху, таких как Гражданская война в США, борьба за объединение Италии и Крымская война, показал, что применение нового, гораздо более смертоносного оружия — нарезных винтовок, заряжающихся с казенной части С противоположной от дула стороны ствола. , усовершенствованной артиллерии и других даров технического прогресса делает войну гораздо более смертоносной. К тому же наступила другая информационная эпоха: проволочный телеграф позволял военным журналистам поставлять новости с театров военных действий с непредставимой прежде быстротой. В их репортажах нередко наглядно описывалась та изнанка войны, со страданиями раненых и незавидной участью пленных, которая прежде не была реальностью ежедневных новостей.

В 1864 году разрабатывается и подписывается Первая Женевская конвенция: государства, поставившие под ней подписи, обязуются исключить военные госпитали из числа военных целей, обеспечивать гуманное отношение к раненым и военнопленным противной стороны и защиту гражданским лицам, оказывающим помощь раненым. Тогда же создается Общество Красного Креста, а красный крест признается в качестве главного знака учреждений и лиц, оказывающих помощь раненым (позже, с присоединением Турции, в качестве такого же знака был признан красный полумесяц). Подписание конвенции стало новым механизмом регулирования вопросов войны и поведения на войне. В условиях, когда авторитет и влияние прежних внегосударственных структур, регулирующих вопросы морали, таких как церковь, уже не были достаточно сильными, а массовые призывные армии и применение невиданного прежде вооружения ограничивали силу многих внегласных внутрикорпоративных кодексов, действовавших в армиях прежних веков, необходимо было появление новых регулирующих войны документов.

На исходе XIX века взаимная милитаризация европейских держав, начавших свое движение к катастрофе Первой мировой, стала очевидным фактом, и одной из идеалистических попыток остановить этот процесс стал созыв Международной мирной конференции в Гааге в 1899 году. Ее инициатором стал российский император Николай II, по‑видимому, действительно обеспокоенный все более очевидным движением Европы и мира к новой и страшной войне. Хотя конференции 1899 и 1907 годов не привели к действительному принятию решения о разоружениях, их результатом, среди прочего, стало подписание двух Гаагских конвенций. Эти документы подробно регулировали законы и обычаи войны. В них определялось правило обязательного предварительного извещения о начале войны, предусматри-вались обязательства гуманного обращения с военнопленными и защита прав мирного населения на оккупированных территориях. Кроме того, Гаагские конвенции попытались регулировать применение различных видов оружия — в частности подписанты первой конвенции в течение 5 лет обязывались воздерживаться от метания снарядов с летательных аппаратов, запрещалось применение на войне снарядов с веществами удушающего действия Кроме случаев, когда удушающие свойства оказывались побочным действием обычных взрывчатых веществ. , также запрещались экспансивные пули измененной формы (известные как пули «дум-дум») из-за их калечащего действия.

Международная мирная конференция в Гааге в 1899 году Imperial War Museums

Большинство запретов Гаагских конвенций (кроме запрета на применение пуль «дум-дум») так и не были воплощены на практике и неоднократно нарушались. Тем не менее подписанные документы стали некоторой отправной точкой — они установили шкалу, по которой хотя бы теоретически можно было определять действия вооруженных сил в различных вооруженных конфликтах. Именно в этом смысле они сохраняли актуальность и в Первой, и во Второй мировых войнах. Последующее расширение и дополнение этих документов по итогам войн, воплотившееся в итоге в подписание Женевской конвенции 1949 года, принципиально осудившей агрессию, мало что поменяло в самом принципе регулирования ведения войн.

Довольно сдержанное отношение в европейских армиях долгое время сохранялось к пулемету — он принимался на вооружение медленно и неохотно. На это влияли самые разные причины — в частности неуверенность военных теоретиков в том, что трата боеприпасов, производимая пулеметной очередью, будет экономически оправдана. Тем не менее после первых опытов с пулеметами указывалось и на то, что «механическая работа» стрелка меняет все представление о воинском ремесле и едва ли, как почему-то казалось, придется по душе солдату. Тем более это касалось офицеров и генералов, которым гораздо удобнее «готовиться к предыдущим войнам», то есть полагаться на доблесть зарекомендовавшего себя оружия. Поэтому все, что не вписывалось в логику сражений прежних лет, могло отвергаться как несущественное. Как было довольно красочно сформулировано в одном из руководств британской армии начала XX века, «следует принять в качестве принципа, что винтовка, как бы эффективна она ни была, не может заменить эффекта, который производит скорость лошади, магнетизм конной атаки и ужас холодной стали». Как можно видеть, составители руководства также принимали во внимание не только рациональные соображения, но и «красоту» традиционно принятых способов сражаться.

Первая мировая война

Этические проблемы: химическое оружие, окопная война

Пораженные газом. Картина Джона Сингера Сарджента. Англия, 1919 год Imperial War Museums

Вопрос о применении отравляющих веществ до начала XX века рассматривался с точки зрения каких-то единичных акций Смазанный ядом клинок — это орудие шпиона и наемного убийцы, то есть рода занятий, в традиционных представлениях о войне заведомо презираемых. В наставлениях средневековых исламских правоведов по вопросам ведения джихада среди ограничений, которые должны накладывать на себя воины, упоминался запрет отравленного оружия, поскольку оно причиняет людям неоправданный ущерб и страдания. Таким же подлым и недопустимым поступком в войнах считалось отравление источников воды. . Яд был скорее «штучным» изделием. Успехи химии и индустриальная революция резко изменили это положение дел. Химическая промышленность могла выпускать хлор и другие отравляющие газы в достаточных масштабах для проведения боевых операций. Сама идея применить в войне газ объяснялась тупиком окопной войны, в которую к 1915 году превратилась Первая мировая война на Западном фронте, — противные стороны искали способы пробить хотя бы небольшую брешь в сплошной линии обороны от Северного моря до швейцарской границы. Когда в апреле 1915 года в районе бельгийского города Ипр немцы впервые применили атаку хлором, это вызвало настоящий шок и добавило особенно убедительные аргументы пропаганде Антанты, изображавшей германскую армию извергами человеческого рода.

Сам принцип действия химического оружия, когда людей в буквальном смысле травили, как крыс, вызывал мысль о чем-то фундаментально недопустимом

При этом, как показывает статистика, химическое оружие, которое вскоре начали массово применять все основные воюющие стороны, не было самым смертоносным оружием Первой мировой. Его жертвами стали лишь три процента от общего числа погибших на фронтах войны. Тем не менее сам принцип его действия, когда людей в буквальном смысле травили, как крыс, вызывал мысль о чем-то фундаментально недопустимом.

После Первой мировой войны командующий американским экспедиционным корпусом в Европе генерал Джон Першинг выразил свою позицию по применению отравляющих газов так:

«Химическое оружие должно быть запрещено всеми нациями как несовместимое с цивилизацией. Это жестокое, бесчестное и неподобающее использование науки. Оно несет самую суровую опасность для мирных жителей и деморализует лучшие инстинкты человечества».

В 1925 году с подписанием Женевского протокола использование химического оружия было полностью запрещено. Наверное, это первый случай в истории человечества, когда, если не считать некоторых эксцессов, запрет на применение целого класса оружия оказался успешным и держится столь долго. И соображение об аморальности этого оружия, несовместимости его с базовыми представлениями о том, как люди могут вести войну, играет здесь не последнюю роль.

Фронт, стоявший на месте годами, порождал представление о том, что войне не будет конца

Мировая война 1914-1918 годов привела к крушению того европейского мира, который мы знаем по XIX веку. Вместе с нею коренным образом изменилось и отношение к войне в западной культуре. Отчасти это было связано с самими реалиями окопной войны — главной и страшной особенностью Первой мировой, особенно на Западном фронте. Фронт, стоявший на месте годами, порождал представление о том, что войне не будет конца. На оценку войны влияли и сами особенности окопной жизни: фактически, при отсутствии активных боевых действий солдаты проводили дни в глубоких щелях, тянущихся через половину континента до швейцарской границы. Они, если не находились на наблюдательном пункте или на огневой позиции, не видели почти ничего, кроме полосы неба над собой. Только ночью отдельные группы могли выдвигаться из окопов для ремонта поврежденных сооружений. При этом все время находящийся в таких же окопах по другую сторону нейтральной полосы враг также был вне поля зрения Как вспоминал один из участников войны Чарльз Каррингтон, «можно было провести в окопах несколько недель и ни разу не увидеть противника». Лишь иногда на той стороне особенно внимательные наблюдатели замечали «мелькнувший в отдалении силуэт» или «сквозь стрелковую амбразуру — голову и плечи, одолевающие прыжком брешь во вражеском бруствере». .

Неподвижность фронта при этом приводила и к другой особенности: за считаные километры от фронта уже начинался тыл, где мало что напоминало о войне. Этот резкий контраст между пространством, где люди месяцами и годами проводят жизнь под землей и периодически массово убивают друг друга, и другим, прежним миром, начинающимся на расстоянии вытянутой руки, был слишком жестокой и убедительной моделью бессмысленности и бесчеловечности любой войны, повлиявшей на настроения поколений, имевших подобный окопный опыт. Безнадежные попытки прорвать линии обороны с обеих сторон, приводившие к громадным потерям и часто не приносившие результатов, борьба за жалкие клочки земли, по‑видимому, особенно повлияли на настроения всех прошедших через эту войну. Пожалуй, именно тогда особенно распространенным стало отношение к генералам «Лучшее зрелище, которое я видел на Сомме, — это два бригадных генерала, которые лежали мертвыми в одной воронке из-под снаряда», — однажды заметил один британский окопный офицер. и вообще к тыловому начальству как к бездушным кровопийцам, особое ощущение фронтового братства, восприятие войны как коллективного травмирующего опыта — то есть все то, что стало принятым пацифистским каноном в западной культуре.

Вторая мировая война

Этические проблемы: осуждение режимов, развязывающих войны, и конкретных преступлений против человечности, ядерное оружие, холодная война

Ответчики на Нюрнбергском процессе, 1945-1946 годы Первый ряд, слева направо: Герман Геринг, Рудольф Гесс, Иоахим фон Риббентроп, Вильгельм Кейтель; второй ряд, слева направо: Карл Дениц, Эрих Редер, Бальдур фон Ширах, Фриц Заукель. National Archives

Вторая мировая война оставила миру в качестве одного из итогов Нюрнбергский и Токийский процессы — то есть прецеденты с осуждением политических режимов Германии и Японии, развязавших войну, а также их активных функционеров за конкретные преступления, совершенные за время войны. Хотя едва ли можно избежать споров о том, насколько идеальна была процедура процесса, в какой мере это был «суд победителей» и, тем более, все ли преступления Второй мировой войны были на них рассмотрены и осуждены, — тем не менее в мировую историю оказался вписан опыт, когда жестокие преступления, совершенные на войне, становятся предметом международного судебного расследования. Можно продолжать долгий спор о том, как фактически работает этот механизм, насколько он избирательный и эффективный. Но представление о том, что жестокость на войне может являться преступлением против человечности, а ее исполнители могут и должны быть судимы, сейчас кажется общеразделяемым принципом (хотя бы в теории).

Другим «даром» Второй мировой войны стало ядерное оружие. Сам факт, что человечество теперь обладает технической силой, позволяющей в одно мгновение уничтожить сотни тысяч жизней, возможно, впервые соединило этиков и прагматиков в оценке того, что война превращается в нечто недопустимое в отношениях между странами. Когда речь идет о возможности поставить под угрозу саму человеческую цивилизацию, то противоречия между этическими и технократическими оценками войны стираются. Отчасти страх перед применением ядерного оружия как «устройства Судного дня» привел к тому, что, несмотря на то что главные распорядители ядерных арсеналов времен холодной войны — США и СССР, — а также другие явные и тайные обладатели этого оружия вкладывали огромные деньги в постановку на вооружение все новых устройств, они тем не менее никогда не решились применить его. А инициативы ядерного разоружения постоянно получали гораздо более решительную общественную поддержку, чем общие разговоры об отказе от оружия вообще.

Конец XX — начало XXI века

Этические проблемы: терроризм, пытки, беспилотники

В конце века, когда терроризм стал глобальным явлением, мотивация участников движения, их представления о ведении своей борьбы, допустимом и справедливом в этих действиях становятся отдельным феноменом. Проблема вооруженного противостояния террористам влечет за собой новые этические вопросы. Опыт войн США в Афганистане и появление тюрьмы для плененных террористов на базе Гуантанамо показывают, что статус попавших в плен участников террористических организаций практически не регулируется ни юридическими, ни этическими рамками. У них нет статуса военнопленных. При этом с точки зрения тех, кто их задержал, опасность таких пленных позволяет применять против них разнообразные методы воздействия, включая пытки. Собственно, появление такой категории противника, как «террорист», вновь сделала пытки предметом этических дискуссий — прежде, даже если такие методы против пленных и применяли, об этом не считалось возможным говорить как о чем-то абсолютно недопустимом и незаконном.

Беспилотный летательный аппарат MQ-9 Reaper PA Images / ТАСС

Отдельные вопросы ставят и сложные боевые действия, совершаемые теперь с помощью беспилотных аппаратов. Та «охота за террористами» при помощи дронов, которую американские спецслужбы проводили и проводят в разных отдаленных уголках земли, вновь поднимает вопрос, насколько «моральной» выглядит война, в которой управляющий дроном оператор, принимающий решение о нанесении смертельного удара, находится в заведомой безопасности. Это те же вопросы, которые обсуждались после изобретения лука и арбалета, и они точно так же влияют на отношение к тем, кто пользуется подобным оружием. Во всяком случае, время от времени в американской прессе пишут о том, что специалисты, занимающиеся управлением дронов, чувствуют несколько пренебрежительное отношение к себе со стороны пилотов обычных самолетов (и это отчасти влияет на популярность этой профессии). Но эти ситуации мало чем отличаются от вопросов, возникавших и раньше при появлении видов оружия, предоставляющих принципиально новые способы убивать (можно вспомнить, как Артур Уилсон, командовавший в начале XX века британским Средиземноморским флотом, называл впервые вводимые в строй подводные лодки «коварным, бесчестным и чертовски неанглийским» оружием). Так что эволюция этической оценки войны продолжается вместе с эволюцией самих войн. 

Вся история человечества свидетельствует о том, что война - это неотъемлемая, врожденная составляющая человеческого существования, точно так же как тяга к игре, пению, снятию стресса, потребность в сатурналиях, вальпургиевых ночах, маскарадах и т.д. Здесь апологию войны необходимо решительно отделить от признания самой реальности этого феномена. Вся жизнь человека построена на антиномиях. Это - жизнь и смерть, добро и зло, свобода и рабство и многое другое. Некоторые из антиномий неразрешимы. Возможно, к этой категории относится и антиномия между войной и миром. История человечества - это прежде всего история войн. Упрощая вопрос, можно было бы сказать, что животные потому не имеют истории, что они не вели друг с другом войны. Как утверждал Г.В.Ф. Гегель, животное не знает войны, оно знает лишь борьбу, вызванную потребностями в пище, самке, территории для охоты и т.д. Удовлетворив свою потребность, оно довольствуется обретенным и не меняет порядок вещей в природе. Не таков человек. Чтобы выйти из животного состояния, он должен выйти за пределы природы, из мира потребностей и стремиться к благам, которые природа не может предоставить и которые находятся вне пределов чисто биологических устремлений. Человек не только стремится удовлетворить свои чисто биологические потребности, но и жаждет признания себя со стороны другого и, более того, подчинения этого другого. Таким образом, война имеет своей целью не только физическое выживание, но и навязывание собственных ценностей другому. Подвергаясь риску потерять собственную жизнь, человек, который не связан с ней на манер животного, озабоченного сохранением своего существования, утверждает свою самость. При таком положении вещей борьба с другим человеком как бы гуманизируется, т.е. приобретает человеческое измерение. Отношение к другому человеку - это отношение не только любви, но и конкуренции.
Человек воевал в глубокой древности, он продолжает воевать в наши дни и, по-видимому, станет воевать также в будущем. Менялись представления о типах и характере войн и армий, системах обороны, силовых методах, соответствующих изменяющимся реальностям, но во все времена человеческие сообщества в различных формах и ипостасях отнюдь не считали мир высшим благом. Большую часть истории человечества почти все попытки создания сколько-нибудь крупных держав и империй были связаны с экспансией, завоеванием, вмешательством, оккупацией чужих территорий. Во многом сама история человечества предстает как беспрерывная череда войн племен, народов, наций, империй, кланов, партий и т.д. друг с другом. Одни стремились подчинить себе чужие страны и народы, другие жаждали воинской славы, третьи считали, что лучше умереть стоя, чем жить, оставаясь на коленях. Во всяком случае, оправдания войнам всегда находили самые убедительные, поскольку человек, если судить по его деяниям, подсознательно руководствовался мефистофелевской максимой - нет в мире вещи, стоящей пощады. Не случайно и то, что с древнейших времен скептики не переставали утверждать, что homo homini lupus est, т.е. человек человеку волк. А из этой формулы вытекал другой, не менее известный постулат - bellum omnium contra omnes, то есть война всех против всех.
Более того, человеку во все эпохи была свойственна склонность героизировать, романтизировать и воспевать войну. В этой связи не может не обратить на себя внимание такой феномен, как поддержка и даже энтузиазм широких масс людей, которые нередко наблюдались в странах, вовлеченных в войну, перед ее началом. Такая ситуация имела место, например, почти во всех ведущих европейских странах накануне развязывания первой мировой войны. Исследовав общественное мнение европейских стран накануне первой мировой войны, отраженное в тогдашней прессе, выступлениях и высказываниях публицистов, общественных и государственных деятелей, английский военный историк М. Говард пришел к выводу, что единственными, кто стремился предотвратить надвигавшуюся войну, были дипломаты и бизнесмены. Пресса нагнетала страсти, а общественность была настроена по-боевому. Притягательность войны, склонность к ее героизации отнюдь не уменьшились и в наши дни, несмотря на страшные опустошения двух мировых войн XX в. Это дает основание для подозрений в том, что человек втайне любит войну. Пытаясь ответить на вопрос: «Почему в США фильм «Звездные войны» возглавил список кинобестселлеров», Ф. Дайсон дал этому феномену своеобразную зловещую интерпретацию. «В конце концов, - писал он, - это фильм о войне. Ужасы военных катастроф XX столетия должны были научить людей тому, что войны в наше время слишком трагичны, чтобы быть темой для веселого боевика. Но они по-прежнему сознательно или бессознательно любят войну. Возможно, истинной причиной феноменального успеха фильма стало то, что война в нем изображена как эдакое невинное развлечение. Удаленность места действия фильма в пространстве и во времени позволила публике проявить свою тайную любовь к войне совершенно открыто».
В данной связи не может не обратить на себя внимание тот факт, что война занимала немаловажное, если не центральное, место в космогониях и мифах всех прежних эпох и цивилизаций. Существовала довольно тесная связь между религией и войной. В древности, как на Востоке, так и на Западе, между собой постоянно воевали как боги, так и люди. Самое почетное место почти во всех мифологиях и мифологических пантеонах отводилось богам-воителям и героям-воинам, которые, разгромив силы зла, дали начало тем или иным народам, основали города или государства, спасли отечество или совершили какое-нибудь другое в этом роде деяние. В античной Греции защита полиса была неотделима от защиты бога-покровителя этого полиса. Это, в частности, проявлялось в сакрализации войны. Каждый воин ощущал как бы интимную связь с миром священного. Важность войны подтверждается самой структурой общества того периода, которое было разделено в тех или иных вариациях и под разными названиями на три основных класса: священнослужителей, воинов и землепашцев. Хотя в произведениях античности можно встретить сочувствие к жертвам войн, они тем не менее "рассматривались в тот период как неизбежный и даже необходимый элемент в отношениях между народами и государствами. Например, одна из главных тем «Илиады» Гомера - прославление войны и доблести на поле брани, в которой нередко участвуют сами боги. Особенно показательна в этом отношении позиция Гераклита. «Следует знать, - говорил он, - что война всеобща, что все происходит через борьбу и по необходимости». Война, утверждал Гераклит, «отец всего и всего царь; одним она предопределила быть богами, другим - людьми; одних она сделала рабами, других - свободными». Поэтому считал он, «Гомер был не прав, говоря: «Да исчезнет война среди людей и богов!» Он не понимал, что молится за погибель Вселенной; ибо, если бы его молитва была услышана, все вещи исчезли бы». В оценке места и роли войны с ним не расходился Платон, который в своих «Законах» утверждал, что война всех против всех вытекает из самой природы общества, из коренных противоречий, присущих отношениям людей друг к другу. «То, что большинство людей называют миром, - писал он, - есть только имя, на деле же от природы существует вечная и непримиримая война между государствами». Такая же война существует между отдельными поселками, между отдельными домами в поселке, а также между отдельными людьми. Все, как утверждал Платон, находятся в войне со всеми как в общественной, так и в частной жизни, и каждый находится в войне с самим собой».
Рим дал миру триумфальные арки, возводившиеся в честь героев войн. У каждого народа или государства была своя реальная или символическая аналогия триумфальной арки. Героизация и прославление героев и персонажей бесчисленных войн также представляют собой нечто вроде проявления феномена триумфальной арки. Таковой выступает и героизация войны. Вся последующая история человечества дает множество примеров, подтверждающих этот тезис.
Как правило, в трудах по истории прямо-таки главное место отводится именно лицам, наиболее отличившимся на поле брани. С определенными оговорками можно согласиться с Л. И. Мечниковым, который писал: «В памяти людей остается лишь то, что ослепляет; но истинные благодетели человеческого рода остаются в тени. Имена людей, научивших людей употреблению огня, искусству приручения животных и возделывания хлебных злаков, навсегда останутся неизвестными. Пантеон истории населен только извергами, шарлатанами и палачами». Героизация войны не чужда также и современному миру. Среди философов Нового времени наиболее типичное выражение это нашло, например, у Г. В. Ф. Гегеля, П. Прудона и Ф. Ницше. Как отмечал Гегель, жизнь представляет собой вечную трансформацию, ей противопоказаны неподвижность и скука, которые ассоциируются с миром. Человечество отнюдь не похоже на пруд, который ни один ветер не способен привести в движение, поскольку стоячая и гниющая вода ничего, кроме смерти, не отражает. В подобном же духе Прудон видел в мире малопривлекательную неподвиж|ность, отсутствие жизненности и высмеивал пацифистов, которые претендовали на устранение войн из жизни людей. Своего апофеоза апологетика войны, как известно, достигла у Ф. Ницше. В частности, его Заратустра учил любить «мир как Средство к новым войнам. И короткий мир - больше, чем длительный».
Прудон Пьер Жозеф (1809 - 1965) – французский политический и общественный деятель, теоретик анархизма. В 1927 г. поступил рабочим в типографию, стал наюборщиком. Много занимался самообразованием, изучал языки, теологию. В 1838 г. сдал экзамен на звание бакалавра, добился стипендии, которая позволила слушать лекции в Сорбонне. В 1840 г. выпустил книгу, в которой на вопрос, что такое собственность, ответил, позаимствовав формулу жирондиста Ж. П. Бриссо: “Собственность – это воровство”. Фраза стала знаменитой и создала Прудону славу революционера, хотя таковым он вовсе не был. Он не был согласен с теоретиками коммунизма, полагая, что коммунизм чреват неравенством гораздо более сильным, чем мелкая частная собственность. Он довольно безразлично относился к форме правления, по политическим взглядам был республиканцем и демократом, отвергавшим диктатуру и революционное насилие. Переворот Наполеона 2 декабря 1852 г. расценил как начало пути Франции к социализму. Главным произведением Прудона стала книга “Система экономических противоречий или Философия нищеты” (1846), посвященная критике основ капиталистического строя. На эту книгу яростно обрушился Карл Маркс, написавший свою работу “Нищета философии”. Он назвал Прудона идеологом мелкой буржуазии, сторонником социализма ремесленников и крестьян. Прудона называют “отцом анархии’, так как он явился основателем одной из систем анархических воззрений – антиавторитарной, федералистской теории. Первоначально им развивалась идея о “”социальной ликвидации государства и замене его “договорными отношениями” граждан. Впоследствии он признал ошибочность первоначального проекта и обосновал программу федерализации и децентрализации государств путем создания на их основе мелких автономных областей. Неоднократно подвергался судебному преследованию, сидел в тюрьме, но никогда не прекращал писать и бороться, отстаивая ценности равенства и свободы.
В этой связи представляется важным определить, какие именно свойства человеческой природы делают войну столь дьявольски привлекательной. Конечно, войны порождаются вполне осязаемыми материальными, экономическими, социальными, династическими, религиозными и иными факторами. Однако история предоставляет множество примеров, демонстрирующих, что устранение этих и подобных факторов не всегда приводило к устранению войн из жизни стран и народов. С древнейших времен мыслители в поисках глубинных причин, определяющих поведение человека и человеческих сообществ, особенно в периоды разного рода социальных и политических катаклизмов, войн и революций, неизменно обращали свой взор на природу самого человека. Абстрагируясь от многочисленных высказываний древних мыслителей по данному вопросу, отметим здесь лишь то, что уже св. Августин утверждал: причины войн коренятся в греховной природе человека, в его первородном грехе и желании бога покарать людей за их грехи. На этой основе сформировался провиденциалистский подход, согласно которому война находит свое оправдание во вмешательстве Бога или Провидения. Боссюэ, например, утверждал, что «именно Бог создает воинов и завоевателей». Особенно интересны в данном смысле рассуждения Ж. де Местра. Война, с его точки зрения, есть не более, но и не менее, чем как закон самого мироздания. Это результат «предопределенной страсти», которой наделены все живые существа со времени их творения: растения, животные и прежде всего люди, которые убивают не только, чтобы питаться, одеваться и т.д., но и просто ради того, чтобы убивать. Самое главное, по его мнению, состоит в том, что война приходит тогда, когда вопиющая несправедливость народов «взывает к мщению Бога». Этот последний аргумент, как считал де Местр, не только объясняет священный характер войны, но и оправдывает ее. По божественному предписанию, народ возрождается через войну, которая играет такую же роль, какую для дерева играет подрезка.
Местр Жозеф де (1753 - 1821) – публицист, политический деятель, философ, основоположник консервативного течения во французской политической мысли. В 1802 –1817 гг. был посланником Сардинского королевства в Петербурге. Основные произведения – “Опыт о порождающем принципе человеческих учреждений 1810”, “Петербургские вечера” (1821). Называя свой метод экспериментальным, де Местр считал историю опытным полем политической науки. Признавая значимость разума в естественных науках, он ограничивает его компетенцию в области политики и морали, где принципы разума носят абстрактный характер и применимы только к “человеку вообще”, существование которого сам же отрицает. Представление об индивиде, наделенном своеволием и стремлением к социальности, де Местр считает ложной и пустой абстракцией, выдумкой либерализма. Человека обуревают страсти, он зол по природе, т воспитание не может его изменить. Общество и индивид созданы друг для друга, но ни один из них не есть цель сама по себе – оба существуют ради высшего предназначения. Де Местр выступал против концепций общественного договора, особенно против идей Ж.-Ж. Руссо: общество не может быть результатом соглашения, которое уже предполагает существование общества, в том числе власти и языка. Подчеркивая пагубность идеалов свободы, равенства и братства, этот автор отстаивает органически сложившийся традиционный общественный порядок, согласный с Божественной волей, проповедовал синтез религии, философии и науки.
И. Кант не без оснований говорил, что история в целом никоим образом не свидетельствует о человеческой мудрости, скорее, это летопись человеческого несовершенства, безумия, тщеславия и порока. По-видимому, не лишены основания аргументы и доводы авторов, считающих присущие человеку от рождения злое начало, иррациональные и разрушительные побуждения, гордость, тщеславие и корыстолюбие не последними по значимости мотивирующими факторами общественно-исторического развития, важным компонентом которого являются войны. Движение истории, подчеркивал Гегель, осуществляет ее «дурная сторона», «порочное начало» - неповиновение. Неповиновение, непокорность и мятеж, наряду с другими факторами, стали немаловажным стимулом общественно-исторического прогресса. Более того, эту же «дурную сторону» Оскар Уайльд рассматривал как основную добродетель человека, поскольку именно благодаря непокорности и мятежу стал возможен прогресс. Общество, в конечном счете, живет и развивается по законам, корни которых лежат в природе человека. Это в первую очередь относится к разного рода конфликтам и войнам. И, действительно, любая война развязывается и ведется не богами или демонами, а обыкновенными людьми, и, чтобы понять ее природу, необходимо выяснить, какие именно человеческие качества ее вызывают.
«Две опасности угрожают миру - это порядок и беспорядок», - писал П. Валери. - Порядок и планомерность в их завершенной форме - не являются они концом всякой жизни? Творчества? Устремленности в неизведанное? Но вместе с тем хаос - не противен ли он самой сущности самоорганизации человеческой жизни? Не выступает ли он наилучшим условием для реализации принципа войны всех против всех? Однако скажем вместе с В. В. Розановым: «Разве мы не любим иногда хаос, разрушение еще жаднее, чем правильность и созидание?... Однообразие для всех не противоречит ли коренному началу человеческой природы - индивидуальности, а недвижность будущего и «идеала» - его свободной воле, жажде выбирать то или иное по-своему, иногда вопреки внешнему, хотя бы и разумному определению?». При оценке данного факта нельзя упускать из виду реальность несовершенства самой человеческой природы. Речь, помимо всего прочего, идет о таких низменных качествах человека, как зависть, алчность и т. д., в первом ряду которых стоит агрессивность, представляющая собой, по-видимому, одну из врожденных сущностных характеристик человеческой природы. С данной точки зрения, интерес представляет, на первый взгляд, парадоксальный вывод, к которому пришел А. П. Назаретян. По его мнению, «интеллект по своему генезису и по одной из исходных функций есть инструмент агрессии». Живой организм поддерживает свою жизнедеятельность в процессе постоянного взаимодействия со средой, используя энергию, высвобождаемую при разрушении других систем. Иначе говоря, «антиэнтропийные процессы в системе возможны только за счет роста энтропии в другой системе». Одна система живет за счет разрушения другой системы. «В этом смысле, - подчеркивал Назаретян, - интеллект есть орган антиэнтропийной активности, назначение которого состоит в том, чтобы обеспечить надежное поступление в организм свободной энергии (извлекаемой из других организмов) при минимуме энергетических затрат, иначе говоря - оптимальные агрессии и защиты».
Агрессивные побуждения связаны с такими человеческими качествами, как честолюбие, устремленность к активному действию, ориентация на успех и т.д., которые могут мотивировать как разрушительные, так и созидательные деяния людей. Разумеется, эти побуждения в той или иной форме должны иметь выход, ибо их постоянное подавление тяготит человека и чревато для него непредсказуемыми негативными последствиями. Этот фактор приобрел особую значимость с изобретением оружия, которое, по мнению К. Лоренца, досконально исследовавшего феномен агрессивности, стимулировало внутривидовой отбор людей, что, в свою очередь, послужило фактором, интенсифицировавшим человеческую агрессивность. Во многом неизбежность войн на протяжении всей истории человечества определялась фактом разделения людей на тех, которые в случае борьбы предпочитают подчинение смерти, и тех, которые готовы отдать свою жизнь, чтобы защищать свои ценности, сохранить или отвоевать свободу. Первых Гегель называл рабами, а вторых - господами. Возможно, одни из первичных атрибутов взаимоотношений людей составляли отношения господства и подчинения, постепенно приобретшие статус вполне законных и нормальных. Сам импульс к выходу человека из мира животных и стадного состояния, по-видимому, первоначально родился в головах наиболее развитых - как в физическом, так и особенно в интеллектуальном плане - индивидов. И не исключено, что для «очеловечивания» основной массы сородичей они прибегали не только к уговорам и методам убеждения, но и к насильственным методам, которые в совокупности способствовали постоянной трансформации человека.
Лоренц Конрад (1903 - 1989) – австрийский биолог и философ, один из осмнователей эволюционной эпистемологии. Лауреат Нобелевской премии 1973 г. по физиологии и медицине. Заложил теоретический фундамент современной этологии, науки о поведении животных. С конца 50-х годов Лоренц занимался социокультурными и общегуманистическими проблемами, связанными с опасностями, которые несет техническая цивилизация. Среди них в качестве главных он выделял этическую тематику, вопросы агрессивности людей и т. д.
Видимо, к незапамятным ранним временам восходит разделение людей на более и менее приспособленных к жизни, на тех, для кого свобода, говоря современным языком, составляла «наивысшую ценность», и на тех, для которых характерна склонность к «бегству от свободы». Вечной и неизбежной спутницей свободы является стремление быть лучше и выше других, подчинить своей воле этих последних, воля к господству над другими, или, как сказал бы Ф. Ницше, воля к власти. Существует значительная доля истины в доводах представителей политического peaлизма, восходящего к Н. Макиавелли и Т. Гоббсу, по мнению которых, стремление к господству составляет врожденное свойство человека. Точно так же дух господства и стремление к господству всегда составляли ведущий фактор мировых процессов. Интересно, что в «Генеалогии морали» Ницше связывал латинское слово bellum, означающее войну, со словом duellum, означающим дуэль, которое, в свою очередь, выводится из слова duonus, являвшегося архаической формой слова bonus, т.е. благо. Отсюда, утверждал Ницше, bonus стало означать человека дуэли, спора (duo), войны. Если воля к власти объясняет сначала борьбу и насилие, то она также помогает понять войну как силовое противоборство групп людей, подвергая риску саму жизнь. Можно соглашаться или не соглашаться с этим рассуждением. Но представляется очевидным тот факт, что принцип столкновения двух равновеликих воль уже составляет зародыш борьбы или войны. Первое отношение между людьми, которое родилось в результате войны, - это отношение между поработителем и порабощенным, господином и рабом.
Оружие убийства, будучи изобретенным, приобретает собственную логику существования. Открывая новые возможности убийства, оно, как отмечал К. Лоренц, нарушает существовавшее ранее «равновесие между сравнительно слабыми запретами агрессии и такими же слабыми возможностями убийства». Более того, развитие военной технологии способствовало постепенной деперсонализации, обезличению военного дела, снижению моральной ответственности и усилению бесчеловечности участников военного конфликта, а также уменьшению значения их личного героизма и доблести. Увеличение расстояния, на котором действует оружие убийства, в значительной мере снимает проблемы моральной ответственности, угрызений совести, жалости и прочих неприятных для убивающего моментов, если, конечно, они возникают. Считается, что изобретение пороха и огнестрельного оружия подорвало не только социальный порядок рыцарской эпохи, но и ее этику. Именно удаленность от последствий во многом делает возможным то, что даже самый безобидный, казалось бы, человек оказывается способен нажать спусковой крючок винтовки или пусковую кнопку ракеты с ядерной боеголовкой. Личное знакомство, встреча лицом к лицу в определенных ситуациях сами по себе ведут к притуплению агрессивного импульса, а анонимность усиливает его. Как отмечал Лоренц, бывает так, что «наивный человек испытывает чрезвычайно пылкие чувства злобы, ярости по отношению к «этим иванам», «этим фрицам», «этим жидам», «этим макаронникам», то есть к соседним народам, клички которых по возможности комбинируются с приставкой «гады». Такой человек может бушевать против них у себя за столом, но ему и в голову не придет даже простая невежливость, если он оказывается лицом к лицу с представителем ненавистной национальности» По данным многих исследований, коллективная ответственность в определенных условиях способствует снижению моральных критериев. Война же представляет собой коллективный акт, осуществляемый коллективной волей специально подготовленных и предназначенных для этого людей. Этот фактор приобретает все более возрастающую роль по мере технизации и обезличения процесса ведения военных действий. Информационная и телекоммуникационная революции превратили войну из соревнования в грубой силе в соревнование умов в том, кто именно способен быстрее, эффективнее и масштабнее наносить урон противнику, оставаясь при этом на расстоянии тысяч километров от мест намечаемых ударов.
При этом было бы просто абсурдом сводить все причины войн к одной лишь человеческой агрессивности. Конечно, война представляет собой социокультурный и социально-психологический феномен. Она есть неизбежный результат самого жизнеустройства и жизненного уклада людей. Поэтому, чтобы правильно понять сущность войны и найти соответствующие пути и средства ее предотвращения, необходимо принимать во внимание как все атрибуты природы человека, так и комплекс социальных, культурных, экономических, территориально-географических, политических и иных факторов существования человеческих сообществ. Разумеется, в условиях цивилизации открытая агрессия как на индивидуальном, так и на коллективном уровнях в значительной мере сублимируется. Природная агрессивность как бы отходит на задний план, определяющую значимость приобретают целенаправленный расчет и рациональный выбор. В целом можно, хотя и с некоторыми оговорками, согласиться с Клаузевицем, который считал, что война «представляет собой странную троицу, составленную из насилия как первоначального своего элемента, ненависти и вражды, которые следует рассматривать как слепой природный инстинкт; из игры вероятностей и случая, что делает ее свободной душевной деятельностью; из подчиненности ее в качестве орудия политике, благодаря чему она подчиняется простому рассудку ».
В принципе все войны носят идеологический характер в том смысле, что каждая из вовлеченных в нее сторон так или иначе посягает на образ жизни и систему ценностей своего противника. В то же время, будучи соперничеством за власть и влияние во всех их формах и проявлениях, война является политическим актом. Или, как писал Клаузевиц, «война есть не только политический акт, но и подлинное орудие политики, продолжение политических отношений, проведение их другими средствами». Но агрессивность государства питается прежде всего агрессивностью составляющих его людей. С мотивом агрессии теснейшим образом связано чувство враждебности к чужим. Весь исторический опыт свидетельствует о том, что люди просто не могут обходиться без врагов. В конфликтах вообще и войнах в частности неправомерно усматривать некую аберрацию, некое отклонение от нормы и тем более некий атавизм, результат непреодоленных реликтов неандертализма в человеке. Они представляют собой вполне естественные проявления человеческой природы, поэтому сохранятся в качестве крайних средств разрешения проблем, возникающих между людьми, пока существуют сами люди, человеческие сообщества. Можно не соглашаться с моральными, нравственными, воспитательными или иными суждениями как с увещеваниями, но, как отмечал К. Шмитт, «то, что народы группируются по противоположности «друг-враг», что эта противоположность и сегодня действительна и дана как реальная возможность каждому политически существующему народу, - это разумным образом отрицать невозможно».
В политической сфере враг - это не просто конкурент в экономике, противник в спортивных или иных состязаниях или недоброжелатель в частной, обыденной жизни. Здесь враг - это, говоря словами Шмитта, «борющаяся совокупность людей, противостоящая точно такой же совокупности... Враг - это hostis, не inаmicus в более широком смысле, polemiоs, не vestros». Если согласиться с этим утверждением, то нельзя не согласиться и с выводом, который Шмитт сделал из данного постулата. Так, часто цитируемое из Нового завета выражение «любите врагов ваших» означает «diligite inamicos vestros», или по-гречески «agalate tous extrous humon», а не «diligite hostes vestros». Если как следует вдуматься в значение этих слов, то обнаружится, что, говоря inamicos (в латинском варианте) или extrous (в греческом варианте), имеют в виду скорее просто противника, соперника, недоброжелателя, ненавистника (назовите как хотите) в чисто бытовом, частном смысле. Что же касается понятия «враг», то оно пронизано прежде всего политическим, публичным началом, теснейшим образом связано с понятиями «война», «борьба», понимаемыми как столкновение противоборствующих сил, организованных политически. Вспомним, что война представляет собой феномен публичный, политический, происходящий между государствами. Не случайно греческое слово «polemiоs», означающее враг, происходит от однокорневого слова «polemon», означающего войну в собственном смысле слова.
И действительно, ведь даже у первоначальных христиан, не говоря уже о христианах средневековья и Нового времени, речь не могла идти о том, чтобы сдаться на милость врага, безучастно смотреть на порабощение родины чужеземными завоевателями, реагировать непротивлением творимому ими злу. Особенно, когда христианство при императоре Константине стало официальной религией империи, ее приверженцы воочию столкнулись с проблемой служения империи, в том числе и с оружием в руках. Вся последующая история христианского мира служит наглядным подтверждением того, что христиане отнюдь не подставляли правую щеку тем, кто ударял их по левой. Более того, часто они сами выступали инициаторами, условно говоря, таких пощечин. По-видимому, в самой человеческой природе коренится потребность иметь врага - злобного и беспощадного, и в силу этого подлежащего уничтожению. Оппозиционность, неуживчивость, конфликтность, враждебность представляют собой такие же естественные формы проявления отношений между людьми, как и взаимная симпатия, солидарность, коллективизм и т.д. Инстинкт самосохранения и инстинкт борьбы составляют две стороны одной и той же медали. Поэтому со значительной долей уверенности можно сказать, что одним из основополагающих побудительных мотивов человеческой агрессии является образ действительного или воображаемого врага, именем которого люди оправдывают свои действия. Привычка направлять свою враждебность вовне, на чужаков привилась человеку вместе со способностями рассуждать, смеяться, удивляться, радоваться и т.д. Б. Паскаль приводил такую притчу: «За что ты меня убиваешь? - Как за что? Друг, да ведь ты живешь на том берегу реки! Живи ты на этом, я и впрямь совершил бы неправое дело, злодейство, если бы тебя убил. Но ты живешь по ту сторону, значит, дело мое правое, и я совершил подвиг!»
Как установлено антропологическими и этнографическими исследованиями, практика использования посторонних, чужих в качестве козлов отпущения стара как мир. Она уходит своими корнями в родоплеменное прошлое человечества. Общий враг, реальный или воображаемый, нередко служил началом, обеспечивающим единство и сплоченность племени или народа. Поэтому, если не было реального врага, который угрожал бы этому единству и сплоченности, то его, естественно, придумывали, конструировали. Его внезапное исчезновение по какой-либо причине, как правило, создает у племени, народа, страны ощущение некоей пустоты. При отсутствии реального врага его роль часто выполняет враг воображаемый. На этой основе уже в первобытную эпоху появились антитезы: «мы-они», «свои- чужие», «племя-враг племени». Показательно, что в ту эпоху человек легко убивает и даже съедает иноплеменника. В его глазах представитель другого рода, племени - это не человек, а некий нелюдь. Не случайно, что само название многих народов переводилось как «люди», противопоставляемые остальным «нелюдям», которые подлежали уничтожению. Такое положение вещей несколько изменилось лишь в период неолита и в последующие эпохи, когда взаимоотношения сначала различных племен, а потом народов были заключены в рамки определенных норм и правил. Но в целом принцип поисков и конструирования врага сохранился на все времена у всех народов. Когда в семье, коллективе, стране дела идут плохо, слишком часто появляется искушение найти виновников всех бед вовне. В качестве козлов отпущения, как правило, выступают разного рода религиозные, национальные и иные меньшинства, а на международном уровне - какое-либо иностранное государство, которое будто вынашивает планы завоевания или порабощения страны. Внешний враг в данном случае часто служит фактором, объединяющим расколотую нацию. В античной Греции внешний враг в лице Персии служил важным пропагандистским аргументом в борьбе полисов между собой. По свидетельству Фукидида, в Пелопонесской войне афиняне ссылались на свою роль защитников свободы Эллады в греко-персидских войнах, чтобы показать свое моральное превосходство над лакедемонянами. На это Гермократ Сиракузский возражал им, заявляя, что они боролись за свою независимость, а не за свободу всей Греции. Для Демосфена, Исократа и Ксенофонта также была характерна склонность объяснять распри между различными полисами вмешательством и кознями врагов всей Эллады. Если первый обвинял в этом македонского царя Филиппа, то Исократ и Ксенофонт - Персию.
С тех пор образ врага и комплекс вражеского заговора служили в качестве излюбленного аргумента всех тех, кто вступал на тропу войны. Так, во время первой мировой войны одной из попыток обоснования противоборства борющихся сторон явилась концепция столкновения несовместимых, враждебных друг другу цивилизаций или цивилизации и варварства. В 1915 г. французский философ А. Бергсон опубликовал листовку под названием «Значение войны», в которой военные усилия Германии оценивались как наступление варварства на цивилизацию, а действия союзников - как стремление разрешить проблему современного мира с помощью большей свободы, братства и справедливости. Германия, утверждал Бергсон, злоупотребила достижениями цивилизации для создания «систематического варварства» и «империи смерти».
Бергсон Анри (1859 - 1941) – французский философ,лауреат Нобелевской премии 1928 г. по литературе, труды которого были названы “благой вестью”, “бегством из темной каморки на свежий воздух”, а беспокойный взгляд на мир сохранил за его именем славу революционизирующего воздействия на философию. Существенные элементы своего “интуитивизма” он заимствовал у Шопенгауэра. Противопоставление двух форм созерцания – пространства и времени, а также противопоставление познания посредством разума и посредством интуиции, прикрепление разума к пространству, косности, мертвой природе, а интуиции – ко времени, неделимому течению и развертыванию, к чистой “длительности”, недоступной разуму – все это также невозможно без шопенгауэрского двойственного воззрения на мир как волю и представление. Точно также невозможен “жизненный порыв” Бергсона “без воли к жизни Шопенгауэра”. “Мои книги, - писал Бергсон, - всегда были выражением неудовлетворенности, протеста. Я мог написать о многом другом, но я писал, чтобы протестовать против того, что мне казалось ложным”.
В свою очередь, германский философ М. Шелер в работе «Гений войны и германская война» (Der Genius des Krieges und der deutsche Krieg) подвел своеобразную философскую базу под военную пропаганду руководства страны. В понимании Шелера война представляла собой конфликт между Россией и Европой, в котором Германия и Австрия выступали в качестве главных защитников общего европейского наследия. Шелер утверждал, что Россия представляет собой самостоятельный культурный круг (Kulturkreis), совершенно отличный от Европы, и ее экспансия на Запад означала бы конец творческого начала европейского духа. Европа оказалась ослабленной изнутри по вине Великобритании, представлявшей капиталистическую цивилизацию. Англия воплощает в себе искусственное, циничное и рациональное общество (Gesellschaft), для которого характерен утилитаризм, подрывающий высшие ценности, в противоположность германскому принципу истинной, эмоциональной, внутренней общины (Gemeinschaft). Иными словами, Шелер отвергал «научное варварство в лице капитализма и либерализма», пронизанного натурализмом и позитивизмом и не признающего этическое и духовное начала. Что касается Германии, то она, утверждал Шелер, еще сохранила антикапиталистический, героический общинный дух, который в сочетании с космополитизмом германского национального духа, ее чувством ответственности за судьбы всего человечества, побуждает ее к тому, чтобы возглавить борьбу за духовное и политическое единство Европы. В целом картине мира, разделенного на три части - монгольско-японскую империю, которая правит Востоком, отсталую в культурном отношении Российскую империю, стремящуюся к экспансии на Запад, и механическую капиталистическую Америку в качестве наследницы утилитарной Англии, - Шелер противопоставлял духовно объединенную Европу под военным руководством Германии.
Шелер Макс (1874 - 1928) – немецкий философ, ученик Эйкена и последователь Гуссерля, в годы первой мировой войны стал политиком, объявившись сначала в Женеве, а затем в Гааге. Его философское творчество выросло во многом из философии жизни Шопенгауэра и из дискуссий с ним. Шелер приписывал воле принцип слепой силы, не знающей цели, что составляет существенную часть его новой антропологии и дуалистической философии истории.
Свое наиболее законченное выражение этот подход получил в период “холодной войны”. Характер и направленность взаимоотношений между государствами во многом зависят от того, как они видят и воспринимают друг друга. От этого зависят обострение или ослабление международной напряженности, успех или неуспех переговоров об ограничении гонки вооружений и предотвращения войны. Можно сказать, что не вооружения или гонка вооружений являются причиной войны, а, наоборот, настроенность на войну ведет к гонке вооружений. Еще в 30-е годы председатель комиссии по разоружению Лиги Наций С. де Мадаряга пришел к выводу о ложности самой постановки вопроса о разоружении как средстве достижения взаимопонимания между народами. Понимаемое так разоружение, считал Мадаряга, является миражом, поскольку оно переворачивает проблему войны с ног на голову. Обосновывая свою мысль, он писал: «Народы не доверяют друг другу не потому, что они вооружены, они вооружены потому, что не доверяют друг другу. Поэтому желать разоружения до достижения минимума общего согласия по фундаментальным проблемам так же абсурдно, как и желать, чтобы люди ходили зимой голышом». В значительной степени гонка вооружений обусловлена политическими и идеологическими конфликтами и противоречиями, питающими недоверие и неприязнь народов друг к другу. И, действительно, прав психолог и публицист С. Кин, который, развивая зафиксированное в уставе ЮНЕСКО положение о том, что войны начинаются в умах людей, писал: «Сначала мы создаем образ врага. Образ предваряет оружие. Мы убиваем других мысленно, а затем изобретаем палицу или баллистические ракеты, чтобы убить их физически. Пропаганда опережает технологию». При этом архетип врага имеет много ипостасей: чужака, агрессора, иноверца, варвара, захватчика, преступника, насильника и т.д. Показав несостоятельность рационалистических доводов в пользу уменьшения риска войны, Кин утверждал, что суть дела не в рационализме и технологии, а в «ожесточении наших сердец». В период холодной войны, писал он, американцы и советские люди, поколение за поколением культивировали ненависть и дегуманизировали друг друга, в результате чего «мы, люди, стали homo hostilis, враждующим видом, животными, изобретающими врагов».
С окончанием “холодной войны” и биполярного миропорядка этот комплекс отнюдь не исчез и не может исчезнуть. В частности, в несколько модифицированной форме возродилась концепция конфликта цивилизаций. В 1993 г. известный американский политолог С. Хантингтон выступил с нашумевшей статьей «Столкновение цивилизаций?». Ее лейтмотивом был тезис о том, что, если XX столетие являлось веком столкновения идеологий, то XXI столетие станет веком столкновения цивилизаций или религий, поскольку противоречия, сложившиеся в течение столетий, «более фундаментальны, чем различия между политическими идеологиями и политическими режимами». Из этих рассуждений выводился сакраментальный вывод: «Следующая мировая война, если она разразится, будет войной между цивилизациями». Подобный прогноз был встречен весьма критически, так как современность демонстрировала отнюдь не консолидацию человечества вокруг неких “цивилизационных центров” или в рамках “культурных кругов”, а прямо противоположные тенденции. Имеет место двуединый процесс интернационализации, универсализации и глобализации, с одной стороны, и фрагментации, локализации, ренационализации, - с другой. В процессе реализации первой тенденции как раз происходит размывание культурных и цивилизационных особенностей при одновременном формировании общих для большинства стран и народов земного шара экономических и политических институтов. Суть второй тенденции состоит в возрождении национальных, этнических, местнических приверженностей внутри стран, регионов, «цивилизаций». К тому же нередко войны и конфликты оказывались и оказываются наиболее опустошительными не столько на разломах цивилизаций или между различными цивилизациями, сколько в пределах одной и той же цивилизации, одной и той же страны, одного и того же народа, между соседними, зачастую близкими по крови, культуре, языку народами. Как справедливо отмечал Г. Зиммель, «на почве родственной общности возникает более сильный антагонизм, чем между чужими. Взаимная ненависть мельчайших соседних государств, у которых вся картина мира, локальные связи и интересы необходимым образом весьма сходны и нередко должны даже совпадать, часто намного более страстна и непримирима, чем между большими нациями, пространственно и по существу совершенно чужими друг другу». Постоянные греко-персидские войны отнюдь не мешали столь частым межгреческим войнам, одной из которых явилась Пелопонесская война, блестяще описанная Фукидидом. Как свидетельствуют источники, эти войны велись с не меньшим ожесточением и свирепостью, чем войны с персами. Так было и в последующие периоды.
Как показывает исторический опыт, особой ожесточенностью характеризуются гражданские войны. По некоторым данным, в ходе тайпинского восстания в Китае, начавшегося в 1850 г. и продолжавшегося 14 лет, число погибших достигло миллионов человек. В ходе гражданской войны в США погибло около 600 тыс. человек, а в гражданской войне в нашей стране число погибших и умерших от голода и других лишений, перевалило за несколько миллионов человек. В своем исследовании войн К. Райт пришел к выводу, что из общего числа 278 войн, имевших место в период с 1480 по 1941 г., 78 (или 28%) являлись гражданскими. А в период 1800-1941 гг. одна гражданская война приходилась на три межгосударственные. По данным германских исследователей, за период с 1945 по 1985 г. в мире произошло 160 вооруженных конфликтов, из которых 151 приходится на страны третьего мира. По их подсчетам, за этот период только 26 дней мир был свободен от какого-либо конфликта. Общее число погибших в этих конфликтах составило от 25 до 35 млн. человек. Естественно, что феномен врага и отражающее его понятие не могут просто так исчезнуть, они принимают лишь новые формы. А война, как отмечал К. Шмитт, есть крайняя реализация вражды, и она представляет собой реальную возможность, «покуда смысл имеет понятие врага». Если в период глобального противостояния двух главных враждебных лагерей ответ на вопрос о взаимных врагах и друзьях считался самим собой разумеющимся, то теперь каждому участнику мирового сообщества данный вопрос придется решать в каждом конкретном случае самостоятельно и конкретно, определить собственные клише и стереотипы врагов и друзей. Это особенно верно, если учесть, что характерное для современного мира возрастание, с одной стороны, закрытости, а, с другой стороны, открытости и транспарентности, ведет к дестабилизации, фрагментации и неустойчивости, возвышению толп одиночек, новых пиратов, тоталитарных сект и банд террористов, мафии и разного рода джентльменов удачи.

В течение шести лет титанического труда Л. Толстой создавал роман-эпопею «Война и мир». Работая над произведением, он перечитал огромное количество исторических сочинений и воспоминаний участников Отечественной войны 1812 г. Кроме того, он тщательно изучал материалы исторических архивов, пользовался всякой возможностью поговорить с живыми свидетелями того времени, проникнуть в характер быта и нравов эпохи. Сочинения историков, которые он читал, не говорили, однако, о самом главном – о роли народа в истории. Роман Толстого опровергал официальную историографию и устанавливал новый взгляд на историю, в котором главная роль отводится народным массам.
Интерес к истории всегда занимал огромное место в работе Толстого. Уже в молодые годы он считал, что «каждый исторический факт необходимо объяснять человечески», т.е. через изображение живых человеческих отношений и поступков, в бесчисленных переплетениях людских судеб. Он говорил о необходимости «олицетворять» историю, т.е. изображать ее в лицах.
Толстой убежден, что судьбы России определяются, прежде всего, поведением масс – всех людей страны. С этим связан огромный размах эпопеи и бесчисленное количество действующих в ней лиц.
Война и русский народ – важнейшая тема романа. «Война и мир» в этом смысле дает типично толстовское изображение истории – ее олицетворение в переплетении судеб огромного количества людей. Все вместе они составляют массу, которая в своем постоянно внутреннем брожении движет историю. Но в общем движении масс Толстой не различает политических и экономических сил и направлений, не учитывает исторического значения классовой борьбы. Он видит лишь общую массу – стихию.
В 60-е годы, когда создавался роман, вопрос об исторической роли крестьянства в жизни страны стал в центре внимания общественной мысли России. Толстой по-своему, со своей глубоко своеобразной, противоречивой и вместе с тем народной точки зрения подходит к этому вопросу.
Он утверждает определенную роль народы в истории, показывая, что ни один человек по своей воле не может повернуть хода истории, не может преградить путь движению народных масс. Эта, по выражению Толстого, «мысль народная» является основной мыслью эпопеи, определившей ее идейное и художественное величие. С этой мыслью связано утверждение писателя, что народные массы – это стихия, которую нельзя ни организовать, ни направить. Стихийность любого движения означает опору на «дух», чувство, и пренебрежение к разуму.
Крестьянская психология в эпоху Толстого тяготела к стихийности. В крестьянине совмещались ненависть к угнетению и политическая наивность. Поэтому крестьянские движения были «и могучими, и бессильными» - они были стихийны. В этих условиях толстовская философия истории, утверждая непобедимую силу народной стихии, фактически определяла решающую роль крестьянства в истории той эпохи.
Для Толстого величайшая сила истории, которая «управляет всем», - это именно народная стихия, неудержимая, неукротимая, не поддающаяся руководству и организации. Но это его величайшей важности утверждение противоречиво. Считая массы единственным полноправным творцом истории и вместе с тем отрицая возможность организовать массы и руководить ими, он приходит к проповеди пассивности, т.к. отрицает направляющую и организующую роль личности в судьбах народа. Толстой считает, что стихийная сила движений масс исключает какую бы то ни было возможность воздействовать на ход истории волей и разумом человека.
Автор «Войны и мира» верит только в «дух» народа и не доверяет разуму и науке. Поэтому Отечественную войну 1812 г. он трактует как результата перевеса моральной силы русского народа над духом захвата и грабежа в иноземных армиях. Такой взгляд на историю не найти ни в одной философской системе или исторической концепции России того времени.

Как правило, война имеет целью навязывание оппоненту своей воли . Один субъект политики пытается изменить поведение другого, заставить его отказаться от своей свободы , идеологии , от прав на собственность , отдать ресурсы: территорию, акваторию и др.

Военные авторы обычно определяют войну как вооружённый конфликт, в котором соперничающие группы обладают достаточно равными силами, чтобы сделать исход сражения неопределённым. Вооружённые конфликты сильных в военном отношении стран с находящимися на примитивном уровне развития племенами называются умиротворениями, военными экспедициями или освоением новых территорий; с небольшими государствами - интервенциями или репрессалиями ; с внутренними группами - восстаниями, мятежами либо внутренними конфликтами (гражданская война). Подобные инциденты, если сопротивление оказалось достаточно сильным или продолжительным по времени, могут достичь достаточного размаха, чтобы быть классифицированными как «война» . Отсутствие войны называют миром .

Причины возникновения войн и их классификации

Основная причина возникновения войн - стремление политических сил использовать вооружённую борьбу для достижения различных внешне- и внутриполитических целей.

Данные теории основываются якобы на воле подавляющего большинства населения. Однако они не учитывают тот факт, что только небольшое количество войн в истории было действительно результатом волеизъявления народа . Гораздо чаще народ насильно втягивается в войну своими правителями. Одну из теорий, которая ставит во главу угла политических и военных лидеров, разработал Морис Уолш . Он утверждал, что подавляющее большинство населения нейтрально по отношению к войне, и что войны случаются только тогда, когда к власти приходят лидеры с психологически ненормальным отношением к человеческой жизни. Войны затеваются правителями, которые преднамеренно стремятся воевать - такими, как Наполеон , Гитлер и Александр Македонский . Подобные люди становятся во главе государств во времена кризиса, когда население ищет вожака с твердой волей, который, как им кажется, способен решить их проблемы.

Эволюционная психология

Подобные теории были раскритикованы учеными, такими как Джон Г. Кеннеди, которые считали, что организованные, продолжительные войны людей существенно отличаются от драк за территорию у животных - и не только в части технологии. Эшли Монтегью указывает, что социальные факторы и воспитание являются важными причинами, определяющими природу и ход человеческих войн. Война все-таки является человеческим изобретением, имеющим свои исторические и социальные корни.

Социологические теории

Социологи долгое время изучали причины возникновения войн. На этот счет существует множество теорий, многие из которых противоречат друг другу. Сторонники одной из школ Primat der Innenpolitik (Приоритет внутренней политики) берут за основу работы Эккарта Кера (Eckart Kehr) и Ханса-Ульриха Вэлера (Hans-Ulrich Wehler), которые считали, что война является продуктом местных условий, и только направление агрессии определяется внешними факторами. Так, например, Первая мировая война была результатом не международных конфликтов, тайных сговоров или нарушения баланса сил, но результатом экономической, социальной и политической ситуации в каждой стране, вовлеченной в конфликт.

Данная теория отличается от традиционного подхода Primat der Außenpolitik (Приоритет внешней политики) Карла фон Клаузевица и Леопольда фон Ранке , которые утверждали, что война и мир являются следствием решений государственных деятелей и геополитической ситуации.

Демографические теории

Демографические теории можно подразделить на два класса: мальтузианские теории и теории преобладания молодежи.

Мальтузианские теории

Согласно мальтузианским теориям причины войн кроются в росте населения и нехватке ресурсов.

Сторонники мальтузианских теорий считают, что относительное уменьшение количества военных конфликтов в последние 50 лет, особенно в развивающихся странах , является следствием того, что новые технологии в сельском хозяйстве способны прокормить гораздо большее количество народа; в то же время доступность контрацептических средств привела к существенному снижению рождаемости.

Теория преобладания молодёжи

Средний возраст по странам. Преобладание молодежи наличествует в Африке и чуть в меньшей пропорции в Южной и Юго-Восточной Азии и Центральной Америке.

Теория преобладания молодёжи существенно отличается от мальтузианских теорий. Её сторонники считают, что сочетание большого количества молодых мужчин (как это графически представлено в Возрастно-половой пирамиде) с нехваткой постоянной мирной работы ведет к большому риску войны.

В то время как мальтузианские теории фокусируются на противоречии между растущим населением и наличием природных ресурсов, теория преобладания молодежи фокусируется на несоответствии между количеством бедных, не наследующих имущества молодых мужчин и доступных рабочих позиций в существующей социальной системе разделения труда .

Большой вклад в развитие данной теории внесли французский социолог Гастон Бутуа (Gaston Bouthoul), американский социолог Джек A. Голдстоун, американский политолог Гэри Фуллер, и немецкий социолог Гуннар Хейнсон (Gunnar Heinsohn). Самюэль Хантингтон (Samuel Huntington) разработал свою теорию Столкновения цивилизаций , во многом используя теорию преобладания молодежи:

Я не думаю, что ислам является более агрессивной религией, чем любые другие, но я подозреваю, что за всю историю от рук христиан погибло больше людей, чем от рук мусульман. Ключевым фактором здесь является демография. По большому счету, люди, которые идут убивать других людей, - это мужчины в возрасте от 16 до 30 лет . В течение 1960х, 1970х и 1980х в мусульманском мире была высокая рождаемость и это привело к огромному перекосу в сторону молодежи. Но он неминуемо исчезнет. Рождаемость в исламских странах падает; в некоторых странах - стремительно. Изначально ислам распространялся огнем и мечом, но я не думаю, что в мусульманской теологии заложена унаследованная агрессивность."

Теория преобладания молодежи была создана совсем недавно, но уже приобрела большое влияние на внешнюю политику и военную стратегию США. И Голдстоун и Фуллер консультировали американское правительство. Инспектор ЦРУ генерал Джон Л. Хелгерсон ссылался на данную теорию в своем отчете за 2002 год «The National Security Implications of Global Demographic Change».

Согласно Хейнсону, который первым предложил теорию преобладания молодежи в её наиболее общей форме, перекос случается, когда от 30 до 40 процентов мужского населения страны принадлежит к «взрывоопасной» возрастной группе - от 15 до 29 лет. Обычно этому явлению предшествует взрыв рождаемости, когда на одну женщину приходится по 4-8 детей.

В случае, когда на одну женщину приходится 2,1 ребёнка, сын занимает место отца, а дочь - матери. Общий суммарный коэффициент рождаемости в 2,1 приводит к замещению предыдущего поколения, тогда как более низкий коэффициент ведёт к вымиранию населения.

В случае, когда в семье рождается 4-8 детей, отец должен обеспечить своим сыновьям не одну, а две-четыре социальных позиции (работы), чтобы они имели хоть какие-то перспективы в жизни. Учитывая, что количество уважаемых должностей в обществе не может увеличиваться с той же скоростью, как количество еды, учебников и вакцин, множество «обозленных молодых мужчин» оказываются в ситуации, когда их юношеский гнев выливается в насилие.

1. Их слишком много в демографическом отношении,
2. Они не имеют работы или застряли на неуважаемой, низкооплачиваемой должности,
3. Зачастую не имеют возможности вести сексуальную жизнь до тех пор, пока их заработки не позволят им завести семью.

Согласно Хейнсону, сочетание этих стрессовых факторов обычно приводит к одному из следующих результатов:

1. насильственное преступление
2. эмиграция («ненасильственная колонизация»)
3. гражданская война и(или) революция
4. геноцид (чтобы занять место убитых)
5. завоевание (насильственная колонизация, зачастую сопровождаемая геноцидом за пределами родной страны).

В качестве другого исторического примера, когда молодежь играла большую роль в восстаниях и революциях, можно привести Французскую революцию 1789 года . В зарождении нацизма важную роль играла экономическая депрессия в Германии . Геноцид в Руанде в 1994 году также мог быть следствием серьёзного преобладания в обществе молодёжи .

Несмотря на то, что соотношение роста населения и политической стабильности было известно ещё с момента опубликования Меморандума 200 по национальной безопасности (National Security Study Memorandum 200) в 1974 году , ни правительства, ни Всемирная организация здравоохранения не предприняли меры по контролю за рождаемостью для предотвращения террористической угрозы. Выдающийся демограф Стивен Д. Мамфорд (Stephen D. Mumford) приписывает это влиянию Католической церкви .

Теория преобладания молодёжи стала объектом для статистического анализа Всемирного банка , Population Action International и Берлинский институт демографии и развития (Berlin-Institut für Bevölkerung und Entwicklung) . Подробные демографические данные доступны по большинству стран в международной базе данных Бюро переписи населения США .

Теория преобладания молодежи критикуется за высказывания, ведущие к расовой, половой и возрастной «дискриминации».

Рационалистические теории

Рационалистические теории предполагают, что обе стороны в конфликте действуют разумно и исходят из желания получить наибольшую выгоду при наименьших потерях со своей стороны. Исходя из этого, если бы обе стороны знали заранее, чем кончится война, то было бы лучше для них принять результаты войны без сражений и без напрасных жертв. Рационалистическая теория выдвигает три причины, почему некоторые страны не в состоянии договориться между собой и вместо этого начинают воевать: проблема неделимости, асимметричность информации с намеренным введением в заблуждение и невозможность полагаться на обещания противника .

Проблема неделимости возникает, когда две стороны не могут прийти к взаимному соглашению с помощью переговоров, потому что вещь, которой они стремятся обладать, неделима и может принадлежать только одной из них. В качестве примера можно привести войны за Храмовую гору в Иерусалиме.

Проблема асимметричности информации возникает, когда два государства не могут заранее просчитать вероятность победы и достичь обоюдоприемлемого соглашения потому, что каждое из них имеет военные секреты. Они не могут открыть карты, так как они не доверяют друг другу. При этом каждая сторона пытается преувеличить собственную силу, чтобы выторговать дополнительные преимущества. Например, Швеция пыталась ввести в заблуждение нацистов относительно своего военного потенциала, разыграв карту «арийского превосходства» и показав Герману Герингу элитные войска, переодетые в форму обычных солдат.

Американцы приняли решение вступить в войну во Вьетнаме , прекрасно зная, что коммунисты будут сопротивляться, но недооценивая способность партизан противостоять регулярной армии США.

И, наконец, переговоры о предотвращении войны могут закончится провалом из-за неспособности государств соблюдать правила честной игры. Две страны могли бы избежать войны, если бы они придерживались изначальных договоренностей. Но по сделке одна сторона получает такие привилегии, что становится более сильной и начинает требовать всё больше и больше; в результате более слабой стороне не остается ничего другого, как защищаться.

Рационалистический подход можно критиковать по многим позициям. Предположение о взаимных расчетах прибылей и затрат выглядит сомнительно - например, в случаях геноцида во время Второй мировой войны, когда слабой стороне не оставляли никакой альтернативы. Рационалисты считают, что государство действует как нечто целое, объединённое одной волей, а лидеры государства разумны и в состоянии объективно оценить вероятность успеха или поражения, с чем никак не могут согласится сторонники поведенческих теорий, упомянутых выше.

Рационалистические теории обычно хорошо применимы в теории игр , а не в моделировании решений, которые лежат в основе любой войны.

Экономические теории

Другая школа придерживается теории, согласно которой войну можно рассматривать как рост экономической конкуренции между странами. Войны начинаются как попытка овладеть рынками и природными ресурсами и - как следствие - богатством. Представители ультра-правых политических кругов, например, утверждают, что у сильного есть естественное право на все то, что слабый не в состоянии удержать. Некоторые политики-центристы также придерживаются экономической теории в объяснении войн.

«Есть ли на белом свете хоть один мужчина, хоть одна женщина, пусть даже ребёнок, который не знает, что причины войны в современном мире кроются в индустриальной и коммерческой конкуренции?» - Вудро Вильсон , 11 сентября 1919 г., Сен-Луис.

«Я провел на военной службе 33 года и четыре месяца и большую часть этого времени я работал как высококлассный громила, работающий на Большой Бизнес, Уолл-стрит и банкиров. Короче говоря, я рэкетир , гангстер капитализма .» - один из наиболее высокопоставленных и имеющих наибольшее количество наград морской пехотинец (награжден двумя Медалями почета) генерал-майор Смэдли Батлер (основной кандидат от Республиканской партии США в Сенат) в 1935 году.

Теория возникновения войн в политологии

Цели сторон в войне

Прямая цель войны состоит в навязывании противнику своей воли. Один субъект политики пытается изменить поведение другого, заставить его отказаться от своей свободы, идеологии, от прав на что-либо, отдать требуемые национальные богатства, территорию, акваторию и др. Реализация этого стремления невоенными средствами, например, в процессе переговоров, сопровождаемых угрозой применения силы, может завершиться так называемым «добровольным присоединением» одного государства к другому, без применения вооруженной силы. По мнению известного американского специалиста по психологической войне П. Лайнбарджера, война - это своего рода убеждение, дорогостоящее, опасное, кровавое и неприятное, но эффективное, если другие меры не дают желаемых результатов.

При этом нередко инициаторы войны преследуют и непрямые цели, как то: укрепление своих внутриполитических позиций («маленькая победоносная война »), дестабилизация региона в целом, отвлечение и связывание сил противника. В новое время, для стороны, непосредственно начавшей войну, целью является мир лучший, чем довоенный. Для стороны же, испытывающей агрессию со стороны развязавшего войну противника, целью войны автоматически становится:

• Противостояние противнику, желающему навязать свою волю
• Предотвращение рецидивов агрессии

В реальной жизни часто нет четкой грани между нападающей и обороняющейся стороной, ибо обе стороны находятся на грани открытого проявления агрессии, и какая из них начнёт атаку первой - дело случая и принятой тактики. В таких случаях цели войны обеих сторон одинаковы - навязывание своей воли противнику с целью улучшения своего довоенного положения.

Исходя из вышесказанного, можно сделать вывод, что война может быть:

• Полностью выиграна одной из противоборствующих сторон - либо воля агрессора исполнена, либо, для обороняющейся стороны, нападки агрессора успешно пресечены и его активность подавлена
• Цели ни одной из сторон не достигнуты до конца - воля агрессора(ов) исполнена, но не полностью

Военная добыча

Выкуп Атауальпы

Роль войны в человеческом обществе оценивается неоднозначно.

• К негативным последствиям войн, помимо гибели людей, можно отнести тот комплекс, который обозначается как гуманитарная катастрофа : голод , эпидемии. Современные глобальные войны связаны с огромными людскими и материальными потерями, с небывалыми прежде разрушениями и бедствиями. Например, потери в войнах европейских стран (убитые и умершие от ран и болезней) составили: в XVII веке - 3,3 млн чел., в XVIII веке - 5,4, в XIX и начале XX века (до Первой мировой войны) - 5,7, в Первой мировой войне - свыше 9, во Второй мировой войне (включая погибших в нацистских концлагерях) - свыше 50 млн чел.
• К позитивным последствиям войн относят обмен информацией (благодаря Таласской битве арабы узнали у китайцев секрет изготовления бумаги), всплеск научно-технических открытий, а также снятие противоречий (война как диалектический момент отрицания у Гегеля).

Некоторые исследователи относят также к позитивным для человеческого общества в целом (не для человека) следующие факторы:

1. Война возвращает в человеческий социум биологический отбор, когда потомство оставляет наиболее приспособленных к выживанию, поскольку в обычных условиях человеческого сообщества действие законов биологии при выборе партнёра сильно ослабляется.
2. На время военных действий снимаются все запреты, которые налагаются на человека в обществе в обычное время. Как следствие, войну можно рассматривать как способ и метод снятия психологического напряжения в рамках целого социума.
3. Страх перед навязыванием чужой воли, страх перед лицом опасности является исключительным стимулом к техническому прогрессу. Неслучайно многие новинки изобретаются и появляются сначала для военных нужд и лишь потом находят своё применение в мирной жизни.
4. Оздоровление международных отношений на высшем уровне и обращение мирового сообщества к таким ценностям как человеческая жизнь, мир и пр. в поствоенный период.

Исторические типы войн

Войны Древнего мира

• Захватнические походы древних государств с целью порабощения племён, находившихся на более низкой стадии общественного развития, сбора дани и захвата рабов (например, Галльская война , Маркоманская война и др.);
• Межгосударственные войны с целью захвата территорий и ограбления завоёванных стран (например, Пунические войны , Греко-персидские войны);
• войны между различными группировками аристократии (например, войны диадохов за раздел империи Александра Македонского в 321-276 до н. э.);
• восстания рабов (например, восстание рабов в Риме под руководством Спартака);
• восстания крестьян и ремесленников (восстание «Краснобровых» в Китае).

Войны Средневековья

• Религиозные войны: Крестовые походы , Джихад ;
• Династические войны (например, Война Алой и Белой розы в Англии);
• Крестьянские войны-восстания против притеснений (например, Жакерия во Франции, Крестьянская война в Германии (Bauernkrieg)).

Войны Нового и Новейшего времени

• Колониальные войны капиталистических стран за порабощение народов Азии, Африки, Америки, Океании (например, Первая опиумная война и Вторая Опиумная война);
• Войны государств и коалиций государств за гегемонию (например, Северная война , Американо-мексиканская война , Корейская война , Эфиопо-эритрейская война), войны за мировое господство (Семилетняя война , Наполеоновские войны , Первая и Вторая мировая война);
• Гражданские войны, сопровождающие развитие социалистических и буржуазно-демократических революций. Часто гражданские войны сливаются с войнами против внешней интервенции (Гражданская война в Китае);
• Национально-освободительные войны народов зависимых и колониальных стран против колонизаторов, за установление государственной независимости или за её сохранение, против попыток восстановить колониальный режим (например, Алжирская война ; колониальная война Португалии и др.).

Постиндустриальные войны

Считается, что постиндустриальные войны - это прежде всего дипломатические и шпионские противостояния.

• Гуманитарная война (например, Косовская война)
• Межэтнический конфликт (например, Боснийская война , Карабахская война)

Поколения войн по Линду

В 1989 году американский эксперт Уильям Линд при анализе эволюции задач американской морской пехоты ввёл разделение войн на четыре поколения. Войну первого поколения он описывает как ведущуюся линейным строем с применением гладкоствольного огнестрельного оружия; второе поколение - позиционные войны с артобстрелами, пулемётами, окопами и прочей полевой фортификацией; к третьему поколению Линд отнёс блицкриг : армия стремится окружить противника и отрезать его от коммуникаций, главные виды вооружения - танки и авиация; война четвёртого поколения по Линду ведётся небольшими группами экипированных по последнему слову техники солдат в виде серии отдельных операций.

В литературе встречаются описания войн пятого и шестого поколений, но содержание этих терминов различается у разных авторов.

Продолжительность войн

Считается, что самая короткая за историю человечества война была между Англией и Занзибаром в 1896 г., получившая название «Первая Чимуренга». Продолжительность этой войны - 38 минут [неавторитетный источник? ] .

Самой длинной считают «столетнюю войну», которая, на самом деле, состоит из 4-х последовательных конфликтов, которые объединяют в одну растянувшуюся войну. Основные противники: Англия и Франция. Отсчет ведут с 1337 г. и до 1453 г., то есть 116 лет [неавторитетный источник? ] .

См. также

• Религиозная война (Священные войны)

Примечания

1. Британника
2. Durbin, E.F.L. and John Bowlby .Personal Aggressiveness and War , 1939.
3. Turnbull, Colin (1987), «The Forest People» (Touchstonbe Books)
4. Alexander, Franz. «The Psychiatric Aspects of War and Peace.» 1941
5. Blanning, T.C.W. «The Origin of Great Wars.» The Origins of the French Revolutionary Wars. pg. 5
6. Walsh, Maurice N. War and the Human Race. 1971.
7. Lorenz, Konrad On Aggression 1966
8. Montagu, Ashley (1976), «The Nature of Human Aggression» (Oxford University Press)
9. Bouthoul, Gaston: «L`infanticide différé» (deferred infanticide), Paris 1970
10. Goldstone, Jack A.: «Revolution and Rebellion in the Early Modern World», Berkeley 1991; Goldstone, Jack A.: «Population and Security: How Demographic Change can Lead to Violent Conflict»,
11. Fuller, Gary: «The Demographic Backdrop to Ethnic Conflict: A Geographic Overwiew», in: CIA (Ed.): «The Challenge of Ethnic Conflict to National and International Order in the 1990s», Washington 1995, 151-154
12. Fuller, Gary (2004): «The Youth Crisis in Middle Eastern Society»
13. Fuller, Gary (2003): «The Youth Factor: The New Demographics of the Middle East and the Implications for U.S. Policy»
14. Gunnar Heinsohn (2003): «Söhne und Weltmacht: Terror im Aufstieg und Fall der Nationen» («Sons and Imperial Power: Terror and the Rise and Fall of Nations»), Zurich 2003), available online as free download (in German) ; see also the review of this book by Göran Therborn: «Nato´s Demographer», New Left Review 56, March/April 2009, 136-144
15. ‘So, are civilizations at war?’, Interview with Samuel P. Huntington by Michael Steinberger, The Observer, Sunday October 21, 2001.
16. Helgerson, John L. (2002): «The National Security Implications of Global Demographic Trends»
17. Heinsohn, G.(2006): «Demography and War.»
18. Heinsohn, G.(2005): «Population, Conquest and Terror in the 21st Century.»
19. G. Heinsohn: «Why Gaza is Fertile Ground for Angry Young Men.» Financial Times Online, June 14, 2007 , retrieved on December 23, 2007; compare demographic data for Gaza Strip ( , )and Lebanon ( , ) provided by the U.S. Census Bureau; see also David Bau: «History is Demographics» , retrieved on December 23, 2007
20. Goldstone, Jack A.: «Revolution and Rebellion in the Early Modern World», Berkeley 1991
21. Moller, Herbert (1968): ‘Youth as a Force in the Modern World’, Comparative Studies in Society and History 10: 238-260; 240-244
22. Diessenbacher, Hartmut (1994): Kriege der Zukunft. Die Bevölkerungsexplosion gefährdet den Frieden. Muenchen: Hanser 1998; see also (criticizing youth bulge theory) Marc Sommers (2006): «Fearing Africa´s Young Men: The Case of Rwanda.» The World Bank: Social Development Papers - Conflict Prevention and Reconstruction, Paper No. 32, January 2006
23. National Security Study Memorandum 200 (NSSM 200) - April 1974
24. Stephen D. Mumford: